Каждый новый прорыв давался Миронычу с трудом. На поддержку ему были брошены все голоса трибун, включая недавних «доброжелателей».
— Мироныч! Давай!!!
Кто-то из ветеранов, пришедших на этот матч, со слезами на глазах кричал:
— Бей их! Давай, Мироныч!!!
И Мироныч бил. Бил по мячу. Его били по ногам, а он всё равно прорывался и выходя один на один с вратарём бил по мячу. Ещё гол. И ещё гол. «Яшка! Давай!» — кричал он, из последних сил превозмогая боль в кровоточащих ногах.
Он всё время бегал. Все сорок пять минут непрерывно бегал. Только он один тогда знал, что не может остановиться. Если остановится, то всё, не пойдут больше ноги. «Лишь бы дыхалки хватило», — думал и молился про себя.
— И мы их выиграли! — Небрежно и с достоинством отмахнулся широким жестом театрального актёра сосед. — Научили этих столичных пижонов уважать себя.
— Какой счёт? — Спросил Павлик.
— Десять им вколотили, понял?! Десять мироновских. Вот так вот.
Рассказывая о том матче, сосед, видно, вспомнил своё время и душа его омолодилась. То была последняя игра Мироныча — обыкновенного трудяги с завода, игравшего иногда в футбол за его честь. И Павлик в своём сочинении всё как есть рассказал, но своими словами. Ну что может ребёнок такого рассказать, что кто-то из учителей даже поплакал про себя в учительской над этим сочинением. А вот, оказывается и ребёнок может. Павлику простили, что написал он не по теме.
А в девятом классе последовало новое сочинение. Про одну женщину, даже, можно сказать, старушку. От кого Павлик узнал про неё неизвестно и он сам не признался, сколько не спрашивали.
В нашем городе было два железнодорожных вокзала. Один построен перед Первой Мировой войной и он до сих пор существует. А второй старый, ещё в XIX веке построенный. Он был интересен в архитектурном отношении. Главный фасад каменный, а залы ожидания деревянные. Я этот вокзал совсем не помню, потому что в другом районе живу. Более того, последние десятилетия здание заброшенным стояло и не функционировало. А во вторую войну как раз на этот вокзал раненых и привозили.
Работала в одном из госпиталей города эта женщина. Сын у неё был на фронте. Вот она всегда раненых принимала на этом вокзале. Война кончилась. Сына не дождалась. И каждый день в один и то же час приходила к этому вокзалу поезда с ранеными встречать. Люди уж знали про неё и считали сумасшедшей
Местным властям старый вокзал был не нужен. Простоял в запустении много-много лет. Место вокруг бурьяном заросло. В один «прекрастный» день решили сломать его и сломали. Деревянные доски в миг местные жители растащили на дрова. Кирпичный фасад обрушили, ломами побили на крошку. Теперь лишь яма бывшего фундамента осталась, вся поросла бурьяном.
Мы с Павликом тогда как раз в девятом классе и учились. Из нового поколения о сумасшедшей старушке, что каждый день у вокзала кого-то ждёт, ни кто не знал и не слыхивал. Вот от куда Павлик узнал, не понятно, и он не говорит.
Вокзала не стало, не стало и старушки. Для кого-то это просто был заброшенный вокзал. Для кого-то, быть может, памятник архитектуры. А для кого-то это была последняя надежда в жизни. Надежда, для других непонятная. Не стало вокзала и старушка в тот же день умерла. Только кому до всего этого дело?
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу