Шиван Доуд - Утешение в дороге

Хлоя из Оксфорда улыбнулась мне. « Тулий. Это как Святой Грааль. Личное место чудес. Я думаю, у каждого из нас есть такое».

Впереди лежала земля, темно-фиолетовая, как синяк. Ирландия. С грустной улыбкой она плыла по воде. Я улыбнулась в ответ, потому что теперь знала, о чем говорила Хлоя и чего раньше я не понимала.

Нежные глаза Грейс смотрели на меня из пены. Трим смеялся так, будто никогда не остановится. Я не верю в современные чудеса, сказала я тому писателю, что приходил к нам в школу. Может, они случаются с другими людьми, но не со мной.

Я вспомнила, как долго ждала маму дома, когда она сбежала. Как наступила ночь, и я включила свет во всех комнатах. Как наступило утро, и я не пошла в школу, потому что знала, что должна остаться и ждать. Я, стены и тишина, тишина. Я бродила по квартире, словно призрак, чтобы не потревожить соседей.

Я вспомнила, как вошла в мамину спальню, села за ее туалетный столик и увидела, что мое ухо покрыто волдырями, а волосы изуродованы и обожжены, и подумала о том, что мне позарез нужен парик. Я взяла ножницы и срезала сожженные волосы пучками, под корень. Потом я поиграла с маминой губной помадой, а в ящике нашла пляжную фотографию и спрятала ее вместе с янтарным кольцом, которое она мне подарила, в потайное место.

Я вспомнила, как ела хлопья, размачивая их в кока-коле, потому что молоко закончилось.

И играла в снап [23] Детская карточная игра. сама с собой картинками животных, только половины карт не хватало.

Я не помню, как долго пробыла одна, дожидаясь маму. Но однажды в дверь позвонили, постучали, и женщина назвала мое имя через щель почтового ящика. Я спряталась под кроватью с кольцом и фотографией. Я помню пыль, старые ботинки и жесткий колючий ковер. Потом кто-то вытащил меня за руки и унес из нашего дома в странный безмолвный мир, где воспоминания прятались в ящиках на задворках.

Паром приближался к берегу. Мои мечты разбились вдребезги. Свежий воздух, коровы на зеленых холмах, смеющиеся собаки с выставленными животами – мечта. Мама, встречающая меня с улыбкой, в платье с высоким воротом – мечта. Воздух большими глотками – мечта. Шелковый дождь – мечта.

Майко держал в руке мое пухлое досье. « Она оставила тебя, Холли. И что ты после этого чувствуешь?»

Он бросил на меня последний взгляд и отвернулся.

Фиона с грустью смотрела на меня, когда мы впервые встретились в моей комнате в Темплтон-хаусе. Я не тот ребенок, о котором она мечтала. Я другая.

Рэй смотрел на небо, и буквы «Х-О-Л-Л-И» разбегались в разные стороны, исчезая, как будто их никогда и не было.

Я пригнулась на ветру и расшнуровала кроссовки.

Майко, Грейс, Трим, Фиона, Рэй. Уходят, ушли, убрались из моей жизни. Только на этот раз я их покидала, а не они меня.

Солнце выглядывало из-за облака, и плясали волны.

« Вперед, девочка, – прошептал парик. – Ты и я, вместе навсегда».

Горло сжалось, и я как будто разучилась глотать.

« Не бойся, девочка. Иди».

Я разулась.

« Пока не передумала. Быстрей».

Я подошла к самому краю палубы. Корабль скользил по воде, оставляя за собой пенистый след, пузырящийся и игривый, который тянулся до самой Англии. В воде разливался свет. В дороге можно встретиться с Богом, Холли. Бог в дороге, Бог в дороге . Колеса грохотали копытами лошадей. Фил ехал на грузовике над верхушкой леса и смотрел вниз на широкую Северн, свернувшуюся змейкой. Сделай это. Голоса из прошлого, хороших и плохих людей, тех, кому не все равно, и тех, кому плевать. Девушка на «Титанике» смеялась, ее волосы развевались на ветру, и богиня указывала путь.

Давай, девочка. Прыгай.

Кричали, смеялись, тянули, тащили. Вспыхивали шахматные квадраты на танцполе. Тела извивались, переплетались и снова расходились. Чьи-то ладони пролетели мимо меня, как птица. Дорога входила и выходила из меня, как тяжелые цепи, которые снимали с меня, выпуская меня на свободу. Солас кричала во мне, громко и яростно . Вперед! Корабль нырнул, и его захлестнуло волной. Мои пепельные локоны взметнулись вверх, как реки, устремляющиеся к небу.

Но перед самым прыжком случилось неожиданное. На меня обрушился шквал ветра, срывая с головы парик. Я пыталась поймать его, но он оказался слишком шустрым. Он скользнул за борт и танцевал в воздухе сам с собою, раскланиваясь и делая реверансы, и его локоны метались, как хвост воздушного змея. Он воспарил над морем, и пряди зажглись серебром, как огненное колесо фейерверка, словно невидимка, надевший его, крутился от радости. Потом он спикировал вниз и умчался от меня. Волосы – каштановые, живые – хлестали меня по лицу, и голос Фионы громко звучал в голове: « Мои волосы отросли, Холли. Только стали другими» . Я коснулась тонких темных прядей и почувствовала, что они родные. Сильные и прямые, и запах гари исчез.