Владимир Карпов: Утешение

Плес в ноябре. Волга встала. Белая ледяная река.

Необыкновенная красота. И невыносимое уныние.

Космическое пространство без позывных.

Он подъехал к маленькой неопрятной гостинице. И как ниспосланная воплощенная надежда: на крыльце, обрамленном перилами, стояла молодая высокая, с распущенными светлыми волосами, женщина. Курила. Была чуть навеселе. Подобное, как известно, лечится подобным.

— Здравствуйте, — бодро нашелся Иван, о чем заговорить, — не знаете, места в гостинице есть?

— Мы группой приехали, я не знаю. Есть, наверное. Конечно, найдется, — заторопилась с гостеприимством женщина.

— А почему вы здесь одна?

— А я одна.

— И я один.

Все складывалась до нереальности здорово: утешение словно нуждалось в нем.

— Только мне уже четвертый десяток? — почему-то вопросительно сказала женщина.

— Прекрасный возраст!

— А мне горько.

— О, а у меня как раз шоколадка в кармане!

— Мне?! Мне уже давно никто ничего не дарил! — несоразмерно своей доброй стати женщина заискивающе улыбалась.

Она тянула руку, будто боялась, что с ней сыграют в кошки-мышки.

— Я думала, мужчин уже нет. А они есть, да?

— Самый натуральный, — раскинул Ваня руки. — Хотите, я вас завалю шоколадом! У меня свой небольшой арбузо-литейный завод…

Женщина напугано вздрогнула, взмахнув плиткой шоколада.

— Арбузный завод?!

— Да нет, — растерялся Ваня, — это я так пытался шутить…

Она кивнула виновато.

— У нас там дискотека, — указала женщина в сторону бухающего шума, — правда, музыки хорошей нет. Вы приходите. Меня Галя зовут. Только вы сами ко мне подойдите, ладно?

Иван спешно снял захудалый номер, занес из машины вещи. Видно, здесь, в глухомани, женщина на машину и польстилась: приняла его за какого-нибудь нового русского.

Галя свечой возвышалась в кругу квадратных прискакивающих баб. Подошел, пригласил танцевать.

Правая рука обнаружила упругую стать, а левая — легла на развернутое, ладное, как почудилось, надежное плечо. Глаза их плыли в полутьме почти на одном уровне, что для рослого Ивана было непривычным, и он казался себе мелковатым рядом с этой породистой молодой женщиной.

— Я хочу быстрый танец, — отпрянула она, словно угадав его чувство.

И воздев руки, Галя пошла, выделывая крутыми бедрами такие кренделя, что и Ваня привскочил, с опаской оглядываясь, как бы не увели! Это ведь надо: ехал сюда просто в полном мраке, и вдруг такой подарок судьбы! Мужчины, если они и были, занимались строго выпивкой. За крайним столиком, в углу, сидели крепкие наголо бритые парни, — ни то бандиты, ни то охранники, — но и для них женщины, словно не существовали. Мясистые подружки в лихом угаре мячиками припрыгивали вокруг. Галя танцевала самозабвенно: только что проявляла к нему интерес и вот, как это умеют женщины, не обращала на него никакого внимания.

Едва стихла музыка, Ваня поймал ее руку, и она, вновь на удивление податливо, пошла за ним.

Сели за свободный столик. Ваня налил по треть стакана из припасенной загодя бутылки: ни бара, ни буфета здесь не было, только кухонная посуда. Женщина выпила охотно: хлопнула одним махом, и заулыбалась.

— Только мне уже тридцать четыре, — опять вопросительно сообщила Галя. — А вам сколько?

— Сорок семь, — убавил Иван.

— О-о-й, какой хороший возраст для мужчины! — сказала Галя обрадовано.

Все шло, как по маслу.

— Хочу спеть караоке! — вспыхнула Галя, — ты можешь для меня заказать? Это бесплатно. Здесь все оплачено…

Иван долго листал альбом: была полутьма, прописные буквочки растекались на залистанной бумаге, а ему не хотелось признаваться, что не видит, возрастная дальнозоркость.

— Ты чего ищешь? — спросил один из бритоголовых.

— «Как хороши в России»…

— «Как упоительны»? Галька, что ли, просила? Так сразу бы и сказал.

Она пела, не глядя на экран, где шли строки со словами, Галя их знала. Пела, как артистка: всему залу, на всю эту российскую ширь, голосисто, точно по музыке, с тем излишним напором, надрывом, которые в дыму, водочных парах и пьяной общей приподнятости, были как раз впору. Сходу завела другой эстрадный шлягер юности своей: Ивану показалось, что он на стадионе: таким гулом и одобрением отозвался зал.

— А й-я, наш-ше-ол другую-у, хоть не люблю, н-но целую-у…

Галя была здесь несомненной звездой. Была любимицей и душой.

Они выпивали, танцевали. Ей нравился темп, завод, лихость, и Ваня кружил ее, поднимал вдруг на руки, показывая силу, она взвизгивала, прижимаясь к нему, в полном счастье.