Наталья Кончаловская - Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 2

Я стал медленно сходить к аулу. Проходя по улочке, я внезапно остановился. Из-за плетня слышался слегка надтреснутый женский голос. Слова были простые и такие обыкновенные, но я, прижавшись к плетню, слушал и слушал их.

пела детскую песню женщина. Несколько глуховатый, негромкий голос, но что он сделал со мной! Держась за плетень, я стоял, а мелодия и слова песни внезапно озарили мою память.

Эту самую песню, детскую песенку о ягодах калины, растущих в темном лесу без тепла и света солнца, я сам много-много раз слышал ребенком от матери, засыпая под эти самые слова...

Позже, уже будучи подростком, я узнал, что песня эта написана осетинским поэтом Блашка Гуржибековым, убитым в японскую войну.

повторил женский голос, и словно солнце озарило мою память. Мое детство встало возле меня.

Я стоял как зачарованный. Что-то странное и необъяснимое происходило со мной, с прошлого как бы снимались покровы... Я видел свою мать еще молодой, такой, какою она была, когда напевала мне эту песню. Из тумана неясно вставало лицо бабушки — Фаризет... Что-то теснило мне грудь...

Я слушал песню, и, странное дело, я вспоминал не только людей, но и запахи сакли, ароматы сада, какие-то отрывистые слова деда... Даже густой, своеобразный аромат калмыцкого чая, всегда варившегося у нас, вкус олибаха [3] Олибах — пирог с сыром. и фиджина [4] Фиджин — пирог с мясом. ... Все встало передо мной. Детство, воскрешенное этой песней, охватило меня.

То, что я забыл и не помнил уже больше пятидесяти лет,— ожило, и это сделала песня.

— Хорошо поет Кяба-хан, но еще лучше она поет со своим мужем, Бибо,— раздался позади меня голос. Это был учитель Дзамбол, подошедший ко мне.— Пойдем к ним.

Оцепенение оставило меня, но очарование песни еще держало мое воображение, так трудно было расстаться с тем, что возникло во мне от слов этой простой, незатейливой песни.

В город я, конечно, не поехал. Целую неделю пробыл я в ауле, и каждый вечер старик Бибо и его жена Кяба-хан пели мне старые осетинские песни. Тут были и героические, и грустные, и свадебные. Пели и «Додой» и «Сидзаргас», пели и про храбреца Хазби, пели и «Башилта», еще с языческих времен вошедшее в быт Осетии увеселение,— своеобразный зимний карнавал, нечто вроду «коляды». Я слушал, вспоминал и даже сам подпевал иногда знакомые мелодии... но того, до слез щемящего очарования, которое охватило меня у плетня, когда я слушал «Муркита»,— уже не было.

Большую силу имеет песня.

Пришел ко мне однажды толстый конверт, весь обклеенный французскими марками. Когда я его вскрыла, оттуда посыпались рисунки, ноты, стихи и, кроме того, множество фотографий то смеющихся, то очень серьезных на вид мальчиков и девочек.

Конечно, первым делом мое внимание привлекли яркие рисунки, выполненные акварелью. На одном из них был изображен двухэтажный белый дом, стоящий в красивой горной долине. На заднем плане высились голубые, припудренные снегом горы и синели далекие леса. На другом рисунке мальчик в комбинезоне менял колесо у грузовика. На третьем — группа мальчиков и девочек несла красное знамя с серпом и молотом и, видимо, пела какую-то песню.

И на рисунках и на нотах я видела круглую печать, где французскими буквами было написано слово «Торжок». Что за притча? Почему на французском письме слово «Торжок»?! Откуда появилось во Франции название этого древнего, чисто русского города?!

Я стала внимательно читать письмо, приложенное к фотографиям и рисункам, и вот что узнала. Во время последней войны, когда фашисты оккупировали большую часть Франции, ее лучшие люди поднялись на борьбу с врагом. Коммунисты и все настоящие патриоты ушли в партизанские отряды, в части франтиреров. Многие из этих храбрецов погибли в фашистских застенках, лагерях и просто в боях. После них остались сироты — мальчики и девочки. И вот, чтобы спасти этих детей от бомбежек и воспитать их, двое коммунистов — педагоги Марселина Берто и ее друг Рамо — увезли их в горы Савойи, на юг Франции. Там, в горной долине, они нашли полуразрушенный сарай, сами, с помощью старших ребят, его отремонтировали и превратили в жилье: пристроили к нему столовую, классные комнаты, кухню. Рядом соорудили гараж, отыскали на автомобильном кладбище грузовик, уже