Софья Радзиевская - Болотные робинзоны

Лицо бабушки Ульяны побледнело.

– Скотина у нас, – проговорила она растерянно. – На погибель останется?

– В вашей хате мы устроим здравпункт, – объяснил Сергей Ильич. – Раненые будут лежать. Место удобное, немцы сюда не доберутся. Корова и коза нам пригодятся, раненых молоком поить будем. Что? Бык ещё? Ну, быка на мясо можно.

Гришака поднял голову.

– Мишку резать? Не дам! – Вся его маленькая фигурка ощетинилась. Он сжал кулаки и с вызовом шагнул вперёд.

Около глаз Сергея Ильича собрались весёлые морщинки. Протянув руку, он взял было Гришаку за плечо, но тот вырвался и попятился.

– Мишка медведя забодал! Медведь Сашка заломать хотел и вон тех! – Гришака пренебрежительно мотнул головой в сторону нар, на которых близнецы, проснувшиеся от шума, удивлённо таращили глаза на гостей. – Вот он какой, Мишка! И меня слушает, как… как человек. Не дам! – договорил он и даже притопнул босой ногой.

Сергей Ильич повернулся к Вере Николаевне.

– Мы с вами ещё половины здешних чудес не знаем, – сказал он. – Ну, малыш, покажи мне своего Мишку. Подумаем, что с ним делать.

Гришака, морщась от боли в руках, натянул заячьи чулки и лапти, надел полушубок и быстро подошёл к двери.

– Пойдём!

Сергей Ильич махнул рукой деду Никите и открыл дверь.

– С Гришакой будет заботы, – задумчиво проговорила бабушка Ульяна, – мать всё ждёт, – пояснила она Вере Николаевне и, показав глазами на Маринку, замолчала. – Верушка, помогай собираться, родная моя. – А сама взялась за подойник. – В последний раз деток тут молоком напою.

В эту минуту дверь отворилась и Сергей Ильич проворно переступил через порог.

– А ведь Гришака-то прав, – весело заговорил он. – Такого быка резать руки не поднимутся. – И, повернувшись к Гришаке, серьёзно сказал: – Не бойся, твоего Мишку сохраним для вашего же колхоза, а тебе, видно, быть животноводом. При такой любви к животным из тебя толк будет.

Сборы были недолги. Всего больше, как и предполагали, пришлось повозиться с Гришакой: но он сдался, когда ему объяснили, что в их избушке будет партизанская больница, и матери скажут, где искать его и Маринку.

Мальчики натащили в хлев столько сена, что Мишке, Рыжухе и Маньке было трудно повернуться, хотя Сергей Ильич обещал, что их избушку займут под больницу не позже чем через два дня. В последнюю минуту опять всех напугал Гришака: пропал неожиданно. Наконец догадались заглянуть в хлев. Мишка стоял, наклонив лобастую голову, а Гришака, обняв его за шею, что-то шептал ему на ухо.

Вера Николаевна тихо тронула Гришаку за плечо.

– О чём ты шепчешь Мишке? – ласково спросила она.

Гришака опустил руки и исподлобья посмотрел на неё.

– Простился, – отрывисто вымолвил он и, не оглядываясь, вышел из сарая.

На полянке перед домом партизаны увязывали лёгкие санки с провизией и гнёздышком для близнецов. Бабушка Ульяна вышла из дома последняя. Повернувшись к избушке лицом, она низко поклонилась и старательно спрятала на груди какой-то узелок.

– Что это, бабушка? – спросил Саша.

– Угольки от нашей печки. Она нас кормила и грела. Угольки положу в новую печку, которая нас греть будет. – И, обращаясь к детям, бабушка Ульяна сказала: – Поклонитесь же старой хате и вы, детки, она вас честно берегла.

Саша, глубоко взволнованный, снял шапку и наклонил голову. Поклонился хате и дед Никита. Андрейка тоже поддался общему настроению, но вдруг потянул Сашу за рукав и, удерживая смех, шепнул:

– Сашок, глянь, глянь скорее!

Близнецы, закутанные до самых глаз, усердно кланялись избушке и, не разгибаясь, косились друг на друга, сравнивая, кто ниже кланяется. Общий громкий смех разрядил напряжённое настроение. Улыбнулась и бабушка Ульяна и украдкой вытерла покрасневшие глаза. Степан и молодой разведчик подхватили близнецов на руки. Шейка, соскучившаяся на привязи в хате, громким лаем возвестила о начале путешествия.

Бабушку Ульяну долго уговаривали, пока она согласилась сесть в санки: на лыжах ходить она не умела.

– Вы лучше меня покиньте, – в смущении просила она. – Я уж сама как-нибудь доберусь, а то ещё не было вам заботы меня тянуть.

Пришлось вмешаться Сергею Ильичу.

– Бабушка, – сказал он строго, – сейчас не время для разговоров. Что приказано – закон!

Близнецы, завёрнутые в заячьи одеяла, запищали было – им тоже хотелось идти, но быстро успокоились. Гришака шагал молча, опустив голову, точно не видя ничего вокруг. Маринка вела себя странно: на ходу то нагибалась вперёд, то откидывалась назад, тихонько охала и наконец, вскрикнув, заплакала.