Астрид Линдгрен - Бритт Мари изливает душу

Замка на дверях не было, и мы вошли. В углах висела паутина, оконных рам тоже не было. Сразу бросалось в глаза, что половицы истёрты множеством ног. Горница и кухня – вот и всё жильё. В горнице находился огромный открытый очаг. Кто знает, сколько сопливых торпарских ребятишек, сидя здесь, грели ножки у огня, пока матушка варила на кухне кашу на ужин, а тьма стеною стояла за окном. Йеркер сновал вокруг и заглядывал повсюду и вдруг, откуда ни возьмись, предстал перед нами с целой пачкой старых писем, которые нашёл в шкафу. Все письма были из Америки, из Дулута, что в северном штате Миннесота, и датированы 1855 годом. Так что я не думаю, что мы совершили великий грех, прочитав их. Писались они отцу и матери домой в Шерсхульт некоей Хильмой Карлсон. «Вообще-то в Штатах всё очень хорошо, – писала она, – хотя работать приходится тяжело, a money [49]даром не платят». Ещё она жутко тосковала по материнской колбасе, фаршированной кашей. Да, дорогая Хильма, ну что тебе было делать в Америке? Сидела бы дома в мире и покое и ела бы колбасу, фаршированную кашей, пока не лопнула бы. А твоим отцу с матерью не пришлось бы умирать в одиночестве, а Шерсхульт не был бы теперь пустынным торпом. Но может, Хильма была такая бедная, что Америка показалась ей единственным выходом из положения.

Потом мы отправились домой, и прямо в полдень Йеркер рухнул в ванну, когда пускал там в плавание берестяную лодочку, и сильно поранился над ухом, так что Майкен пришлось пойти с ним в больницу, где рану зашили. Он явился домой с небольшой хорошенькой повязкой, прикреплённой липким пластырем, чувствуя себя героем дня. Но заявил, что в ближайшую неделю не станет выходить на перемены.

– Ради Бога, почему? – спросила я. – Рана тебе наверняка не повредит!

– Ты так думаешь? – возмущённо спросил Йеркер. – Где тебе знать, что творится в нашей школе. Если я стану выходить утром на перемену, то вернусь домой с целиком оторванным ухом.

И это сказал маленький драчунишка! Ну да, я знаю, что среди малышей случаются жестокие схватки. Не так давно я проходила мимо народной школы и видела, как забияка Йеркер, издав боевой клич «Битва и победа!», ринулся сломя голову прямо в кучу из пяти-шести отчаянно, изо всех сил дравшихся сорванцов. Так что, может, и в самом деле ему надёжнее оставаться на переменах в классе.

А вообще никаких новостей на горизонте Смостада нет.

Да, правда, мы были у Марианн на дне рождения, если тебе интересно слышать об этом. Содержанием вечера были чай, бутерброды и небольшая, корректная перепалка со Стигом Хеннингсоном. Перепалку начал Бертиль, а происходило это примерно так.

Стиг без всякой в том нужды долго болтался перед зеркалом в прихожей, поправлял галстук, причёсывался и, казалось, был безмерно доволен своим отражением, так что один из мальчиков чуть презрительно сказал:

– Чёрт побери, как упорно ты смотришься в зеркало!

Стиг тут же парировал:

– Я, как полевые цветы, радуюсь своей красоте.

Следующая реплика принадлежала Бертилю. Он очень сухо произнёс:

– Как приятно, когда люди радуются такой малости!

Вероятно, были сказаны ещё большие колкости, не стану этого отрицать. Но Стига, во всяком случае, по-настоящему припечатали, и это ему так полезно, так полезно! Он живёт на полном пансионе у той же хозяйки, что и Марианн, поэтому он как бы имеет на неё бесспорное, неотъемлемое право, иначе, пожалуй, ей можно было бы найти более приятного кавалера.

Неплохие подарки достались Марианн. Мама и папа – управляющий имением – наверняка сделали всё, чтобы достойно отпраздновать пятнадцатилетие дочери. Ты только послушай. Маленькая дорожная сумка из свиной кожи, две пижамы из чудеснейшего мокрого шёлка, красный футляр с маникюрным набором, по-настоящему очаровательный серебряный браслет, двадцать пять крон наличными и три пары нейлоновых чулок. Но ни единой книги. Мне, пожалуй, пришлось бы справить пять дней рождения, чтобы получить столько подарков, сколько Марианн получила за один, но, во всяком случае… Если бы у меня был день рождения и мне бы не досталось ни одной книги, я бы серьёзно начала сомневаться: не нарушен ли порядок мироздания?

Вообще-то было так весело и шумно, как никогда. Сначала мы танцевали, однако всё кончилось тем, что мы словно превратились в детей и играли в жмурки и «сватались в шутку»…