Астрид Линдгрен - Бритт Мари изливает душу

Но потом несчастье постигло и Сванте. А именно – ему следовало сказать: «Опасности встречают тебя на твоём пути». Но, очевидно, он так усердно гримасничал, что язык сыграл с ним дурную шутку, потому что он изрёк не более и не менее как: «Встречи опасаются на твоём пути».

Тут мне пришлось чуточку отвернуться и подумать о чём-то по-настоящему печальном, чтобы не возник явный скандал.

Но теперь я знаю, что скажу Сванте, когда он явится вновь и захочет меня поддразнить. Я лишь угрожающе подниму кулак и заявлю:

– Встречи опасаются на твоём пути.

После пьесы зазвенели песни. Их исполняли две дамы, которые наверняка охотно вцепились бы друг другу в волосы. Одна – учительница музыки, она преподаёт и в школе для девочек, и в учебном заведении для мальчиков. Голос у неё красивый.

Чего как раз даже при большом желании не скажешь о другой певице, невероятно волевой даме, которая замужем за учителем рисования в учебном заведении для мальчиков. Фру Альберг имеет решающий голос в семейных делах, и, будь уверена, она всё время поднимает его. Господину Альбергу – самому покладистому на свете из всех учителей рисования, ноги которых когда-либо ступали по этой земле, остаётся лишь покоряться. Фру Альберг живёт в абсолютном заблуждении, что она умеет петь (и когда она берётся за это дело, то поёт до тех пор, пока у слушателей не появляется желание умереть). Когда же комитет по проведению праздника рекомендовал вместо неё фрёкен Андерссон – учительницу музыки, – то начались ужасные жалобы и стенания. Фру Альберг примчалась во весь опор к нам домой, к нашей маме, важной «шишке» в Красном Кресте. И с глазами раненой лани просидела у нас всё послеобеденное время, которое главным образом потратила на то, чтобы очернить фрёкен Андерссон.

Но явиться с клеветой к маме – это примерно то же самое, что попытаться накормить бенгальского тигра сухими корками. Я считаю это абсолютно невозможным. Как только фру Альберг произносила какую-то колкость не в пользу фрёкен Андерссон, мама выдвигала, в свою очередь, некую чрезвычайно высокопарную тему. Сидя в соседней комнате, я слушала их беседу и развлекалась вовсю. Что бы ни говорила фру Альберг, маме всегда удавалось найти возможность переключиться на рассуждения об этике и морали современного человека или на нечто в этом же роде. Но фру Альберг не сдавалась, и в конце концов мама сказала:

– А не могли бы вы спеть дуэтом? Какую-нибудь небольшую вещь?

Меня удивило, что фру Альберг не подняла крик. Но была так угрюма и сурова – это просто бросилось в глаза, когда она ответила:

– Вы, фру Хагстрём, любите шутить!

Потом она ушла, а мама, вытянув ноги, выдохнула:

– Ух! Благородные чувства рождает пение, это уж точно.

Но, как бы там ни было, мама, вероятно, пожалела фру Альберг, и в результате ей тоже разрешили спеть.

– Вероятно, всё обойдётся, если дать ей спеть, – заметила мама. – Трудность лишь в том, чтобы заставить её когда-нибудь прекратить пение.

Среди прочих фру Альберг исполнила с дрожью в голосе песню… ну, ты знаешь, на музыку Мериканто [54], «Там, где шумят берёзы», так прочувствованно, как никогда прежде. И ещё «Сделать жизнь сладостной друг для друга». Среди публики сидел и господин Альберг. Интересно, о чём он думал?

– Она, верно, имеет в виду сделать жизнь дьявольской друг для друга, – пробормотал Сванте, слушавший пение за занавесом.

Подумать только, скоро конец семестра! Как прекрасно будет хоть ненадолго избавиться от школьных занятий и посвятить себя домашним заботам. Майкен уже начала уборку и перевернула с помощью Алиды весь дом вверх дном. Она считает, что никакого истинно христианского Рождества не может быть, если каждое окно не вымыто, пол в каждой комнате не натёрт, а каждый серебряный нож не вычищен так, что в него можно смотреться, как в зеркало.

Ха-ха! Всего тебе хорошего! Надеюсь, мы успеем ещё разок написать друг другу до Рождества.

Дорогая Кайса!

Возьми один литр молока, две столовые ложки сахарного песка, три столовые ложки маисовой муки и три яйца и сбей всё вместе. И как ты думаешь, что из всего этого получится? Согласно поваренной книге, должен получиться маисовый крем, но у меня ничего не вышло.

По-моему, получилось нечто более близкое к клейстеру. Во всяком случае, моё семейство отказалось принять это блюдо за десерт, отказались абсолютно все, кроме Йеркера; он всеядный, как поросёнок.