Эно Рауд - Рыба ходит, колобродит...

Крайне редко в сенокосну рать
грабли стенку будут подпирать.
Сено в поле им пора грести,
где копна с копной начнут расти.

Там работы им невпроворот
машет ими трудовой народ.
Там сияет солнце ярко в вышине,
Лягушонок рядом скачет по стерне.

Mööda aasa tuli lill,
helekuldne tulilill.
Otse üle rohu tuli
ja õis tal sätendas kui tuli.
Siis mesilane lille märkas
ja peas tal kaval mõte tärkas
ta laskus… kas tead millele?
Otse tulilillele!

На полях расцвёл цветок
золотой, как огонёк.
Среди зелени-муравки
лютика сияют глазки.
Пчёлка на цветок взглянула,
сразу, хитрая, смекнула
и уселась… Ну те-ка?
Прямиком на лютика!

Lind laulis oksal: «Sirts!»
ja veel kord: «Sirts!»
Kuid aasal laulis rohutirts:
«Tsirrrr!»
ja veel kord: «Tsirrrr!»

На суку запела птичка: «Сирте!»
И ещё раз повторила: «Сирте!»
Но кузнечик на лугу ответил: «Тсиррр!»
Повторил свое упрямо: «Тсиррр!»

Kui sa istud sõbra kõrval,
hakkab paha sõbra kõrval
ja lõpuks kõrv nii ära väsib,
et sõber lahkuda sul käsib.
Ta ütleb: «Mine ära, sest
ei talu sind mu kõrvalesti»

Если усядешься другу на ухо,
трудно придётся этому уху.
И наконец, утомившись настолько,
другу скажи: «А ну-ка, позволь-ка!»
Скажи ещё: «Надоел ты, дружище,
быстро слезай с моего ты ушища!»

Seakaijus ikka igal seal
hoiab hoolsalt silma peal
ja sellepärast ongi tal
seakari kindlalt silma all.

Свинопасу время — зря не трать —
глаз на каждой из свиней востро держать!
Как его, беднягу, не жалеть:
нелегко за всеми углядеть.

Если пальчикам на ножках захотелось поиграть,
расшалятся не на шутку, вам их будет не унять.
Пересчитывать друг друга станут вместе.
Не пропал ли кто? Да, вроде, все на месте.
Десяти им славно вместе быть,
каждому из них найдется с кем дружить.

Kui varbad mõnikord on mänguhoos,
siis mängivad nad kümnekesi koos.
Aeg-ajalt nad ka üle loevad üksteist
ja kadunud ei ole mitte üks neist.
Küll on see hea, et varbad mänguhoos
on ikka sõbralikult kümnekesi koos.

Täis pealehakkamist ja tarmu
lehm ajas aasal taga parmu.
Küll hüüdis parm: «Oh anna armu!»,
kuid lehm ei hellitanud parmu, v
aid sõraga ja sabaga
ta püüdis teda tabada.
Seal mõtles meeleheitel parm:
«Miks on mu saatus küll nii karm?
Miks rinnust mul ei lahku ehm?
Miks kannult mul ei lahku lehm?»

Горя энергией и трепеща от злости,
гналась за оводом корова на погосте.
Взмолился овод: «Надо мной ты сжалься!»
В корове же — ни капли жалости.
Рогами и хвостом крутя,
замучила беднягу, не шутя.
Совсем отчаявшись, подумал овод тут:
«Ну отчего удел мой так уж крут?
И страх трясти никак не перестанет!
И почему корова не отстанет?».

Kord vanker sõitis mürinaga,
tal keerles tolmusaba taga.
Kuid hobust polnud vankril ees,
vaid hoopis keegi veider mees,
kel, paistis, oli vägev ramm
ja rõõmsameelne traavisamm.
Kõik rakmed olid ümber tal
ja rauadki vist olid all.

Kuid hobune, näe, vankris istus
ja muheledes piipu kiskus.
Ta oli üliväga rahul,
et polnud väsinud ja vahul.

Раз с грохотом телега так неслась,
что только пыль за ней столбом вилась.
Да вот особенность одна важна:
не лошадь в ту телегу впряжена,
а некий странный мужичок,
похоже, неплохой ходок.
На нем и упряжь — впрямь бедовый!
А на ногах, кажись, подковы.

А лошадь, глянь, сидит на фуре
и ухмыляется, и трубку курит…
Довольной что ж не быть кобыле —
ни в устали она, ни в мыле.