Юрий Вронский - Злой город

Говорят, что Евпраксия
Знаменита красотой,
Что искать жену красивей
И стройнее — труд пустой.

Если правду люди бают,
Привези её скорей!
Ждёт княгиню честь большая
Будет здесь женой моей! —

Вздрогнул князь. Рукой тяжёлой
Шарит — ищет рукоять.
Князь забыл — мечи монголам
У шатра пришлось отдать!

Князь угрюмо усмехнулся:
А Батый куда как смел!
Усмехнулся и встряхнулся
И на хана поглядел.

И с усмешкой, но спокойно
Продолжает разговор:
— Это русских недостойно —
Жён водить к вам на позор!

Завизжал Батый поганый,
Точно раненая рысь,
Будто когти, пальцы хана
В подлокотники впились.

— Изрубить его, строптивца!
И всех прочих вместе с ним!
И швырнуть зверям и птицам —
Пусть их жрут на страх другим!

А кривому да седому
Дайте борзого коня!

Ты, кривой, скачи до дому:
Будь посланцем от меня!
Объяви в своей Рязани,

Чтобы каждый слышал сам:
Воронью на растерзанье
Всех строптивых я отдам!

Закричала Евпраксия
И очнулася от сна.
Меркнут свечи восковые,
Свет струится из окна.

Сын заплакал в колыбели,
Страшным криком пробуждён.
Боже правый, неужели
Ей приснился вещий сон?..

Потеплей одела сына
И на башню поднялась.
Даль безмолвна и пустынна.
Нет, не едет милый князь!

Лишь какой-то верховой
С бородой седой и длинной,
С непокрытой головой,
Заснежённою равниной,
Белой, точно простыня,
Гонит борзого коня.

Он спешит, как будто следом
Сам нечистый гонится.
Верховой княгине ведом:
То старик Апоница.

И княгиня Евпраксия,
Как былинка, сотряслась,
Поняла, что от Батыя
Не вернётся больше князь.

Значит, сбылся сон вчерашний,
Значит, сбылся прежний страх…
И она метнулась с башни
С малым сыном на руках.

Не умолкли причитанья
Над княгиней молодой,
Как явился под Рязанью
Хан Батый со всей ордой.

Вдоль по Выселкам метелица бродит,
Белой лапою в окна стучится,
Только ей дверей не отворят,
А захлопнут ещё поплотнее —
Видно, проку не ждут от седой.
Добрела она до крайней избушки,
Подползла по сугробу к оконцу
Поглядеть, как живёт Колотило,
Знаменитый в округе кузнец.

А кузнец, как всегда, за работой,
Колотило от скуки на все руки —
Вяжет сети иглицей кленовой.
И живёт он, как видно, в достатке,
Чисто в доме его и уютно,
Спит младенец в резной колыбели,
А вдоль стен резные скамейки,
А в углу резной умывальник —
Всё его, Кузнецова, работа.
На стене полотенце в жар-птицах,
На полу пестреют дорожки —
Рукоделье жены кузнецовой.
А сама кузнечиха за прялкой —
До чего молода и пригожа,
До чего бела и румяна!
А уж волосы, верно, чернее,
Чем крыло молодого грача.
Тянет нитку льняную из кудели,
Тут же сына качает в колыбели,
Успевает менять в светце лучину
И поёт колыбельную сыну.
И так сладко поёт кузнечиха,
Что метелица не утерпела
И запела сама тихо-тихо,
Нежно-нежно седая запела:
— Хороша ты, Кузнецова молодка,
Ещё краше станешь ужотко!
Белой лапой твои волосы трону —
Станут белые они, точно иней.
Белой лапой твои щёки поглажу —
Побелеют они, точно снег.

Колотило взглянул на оконце,
Показалось ему, будто что-то
Он увидел, а может, услышал.
Пригляделся, прислушался — пусто,
Ничего — ни тени, ни звука,
Только воет метелица глухо
Да лучина тихонько трещит.

Вдруг в сенях шаги раздалися,
Распахнулася дверь и ворвался
Пар морозный, и кто-то вошёл,
А войдя, упал у порога.
Как покойник, пришелец был бледен,
Как покойник, лежал неподвижно,
С кровью смёрзлась его бородища,
И в крови вся одежда была.

Чуть живой он лежал трое суток,
И за ним, как за малым, ходили,
И знахарку ему приводили,
И очнулся неведомый гость
И, очнувшись, вот что поведал:
— К нам явился Батый окаянный
И потребовал дани несметной —
И людьми, и конями, и прочим,
А Великий князь Юрий и братья
Порешили биться с Батыем.
И была жестокая сеча,
Крепко билось рязанское войско,
Много пало полков у Батыя,
Но бесчисленна рать нечестивых,
Что песок на морском берегу.
Все погибли: князья и дружины,
Храбрецы, бойцы удалые,
Ни один живым не вернулся,
Все остались лежать на снегу.