Анна Гутиева - О чем кричит редактор

Не секрет, что мы не знаем, куда идем. У нас нет больше опоры: ни церковь, ни революции, ни технического прогресса – ничто не дает нам веры в светлое будущее, ничто не указывает нам пути с четко прописанными заповедями. Тревожность вседозволенности отражается в сюжетах, не ведущих никуда, ни с чего не начинающихся – пугающем сюрреализме происходящего. Нереальность реальности. Реальность стала зыбкой, пустой, больше ни секрет ни для кого, что рождение-рост-школа-дом-работа-отношения-смерть и все вариации этого сценария – пустое, скучное, душное и черное повествование, у которого нет смысла. Реализм исчерпал себя в том виде, в котором он существует: он рождает чернуху литературы, маргинальное повествование или попытки сбежать в прошлое.

Не случайно магический реализм, фэнтези встали во главу, потому что бессознательно наш разум ищет выход за пределами этой душной реальности. Это ни что иное в своей сути (не содержании), как поиск духовности, постановка вопросов, лежащих за пределами понимания психологии и социологии. Актуальные темы искусства не в социальном аспекте: они сменяются быстро, а в духовном. В сущности, это поиск нового бога, это необходимость новых целей для человечества, вместо приевшихся царства божия или нирваны, а это очень большие, громоздкие вопросы, это пафос, на который мы не осмеливаемся, все еще пораженные постмодерновым сознанием, высмеивающим подобные вопросы.

И здесь нужен писатель-философ, который не только поставит вопрос о будущем, а начнет строить теории и идейные конструкции. Литература всегда шла в ногу с философией или религией. Где философия сегодня? Литература питалась философией и поддерживала ее постулаты образной формой. Нельзя сказать, что философия умерла, но связь философии и литературы оказалась прерванной. Словно мы так увлеклись методом блогинга – рассказом о себе, что забыли о писателе-пророке, рассказывающем читателям о жизни, о писателе-философе, формулирующим концепции понимания происходящего в мире.Писатель больше не создает откровений, он описывает реальность в рамках собственной личности.

Писателю метамодерна нужна смелость взвалить на себя ответственность и начать мыслить за целое поколение. А для этого требуются глубокие знания, исследование истории, психологии, философии, искусства, здесь мало того, что ныне принято считать «своим мнением», личным опытом. Перед писателями метамодерна стоят глобальные вопросы – в сущности создать чуть ли не новую концепцию жизни.

Результаты современного творчества выглядят таким образом, будто всех творческих людей поголовно вылечили, и теперь они в состоянии счастья и покоя выдают нам свои творческие бестселлеры, которые не способны привести читателя к катарсису.

На самом деле большая проблема в том, что для многих в современном обществе, в котором там громко звучат концепции «уникален каждый», «каждый может творить/писать», «раскрой в себе творческий потенциал», писательство становится поиском самоидентификации, эдаким хобби. Что в корне отличается от сути творческого акта, где творчество является результатом поиска смысла жизни. А поиск смысла жизни запускается как раз невротическими переживаниями конфликта между психической нестабильностью, неспособностью адаптироваться к нормальному течению жизни и адаптацией, необходимой для выживания в обществе.

Творческий процесс отчасти психический процесс со всеми вытекающими из него психофизическими закономерностями. Взнуздать обычного человека в творчество – научить писать, объяснив структуру создания произведения искусства – это все равно что создать франкенштейна, объявив его человеком, пойти в обход человеческой природы.

Дать свободу творить каждому, «право писать» стало большой ошибкой, обманом этого каждого, ведь мы словно стерли простую мысль, что талант – это дар, который дается избирательно. Талант – способ справится с невыносимой внутренней структурой, которая дается в нагрузку к таланту. То есть чисто психически это врожденная структура личности, в которой недаптивность и талант находятся в сложной зависимости и работают на одновременный поиск личных смыслов, затрагивая исторические смыслы, и выражение этого поиска в искусстве.

На читателя действует не сама форма искусства, которой ныне массово обучают, а иррациональная составляющая, дающая ту незримую силу или попросту эмоцию, которая захватывает читателя и оказывает на него то воздействие, которое мы теперь называем катарсисом. Мы вычеркнули всю иррациональную часть из творчества, из творческого человека, заменили на технику. А невротический импульс творчества подменили личной арттерапией через писательство.