Владимир Черевков - Как маленький Аль стал Эдиссоном

— Временно исполняющий должность телеграфного аппарата, — представил его публике Эдиссон.

И тотчас же паровозный свисток под рукой Альвы залился неистовой трелью.

— Ту, ту, ту-у, ту-у, ту-у. Ту, ту-у, ту-у.

На том берегу услышали необычайный рев паровоза и заметили около него толпу. Там начали тоже сбегаться люди.

— С ума посходили, что ли, в Порт-Гуроне? — недоумевали они.

А паровоз, пропев куплет, замолчал, выждал некоторое время и снова точь-в-точь повторил его теми же короткими и долгими свистками. И еще и еще. Точно вдалбливал своим непонятливым слушателям мотив какой-то замысловатой песенки.

Телеграфист на том берегу вскинул брови и хлопнул себя по лбу.

— Ах, я осел! Ах, я безмозглый дурак!

— Что такое? В чем дело? — посыпались вопросы.

— Да ведь он с нами разговаривает по азбуке Морзе [2] Азбука Морзе — условная телеграфная азбука из точек и черточек. Эти точки и черточки можно передавать и звуками — короткими и долгими. .

Эдиссон высвистывал на паровозе все тот же дикий куплет.

— Ну вот слышите: «Эй… вы… в… Сорни… Понимаете… меня?..»

Паровоз замолчал, но тотчас же с ожесточением заревел.

— Ха-ха-ха! — весь изогнулся от смеха телеграфист, — слушайте, слушайте же, что он кричит:

«Эй… вы… разини в Сорни… Понимаете… меня?»

Хохот прокатился по берегу. Через несколько минут здесь уже стоял другой паровоз. Для начала телеграфисты весело обругали друг друга, а потом железные глотки повели деловой разговор. Скоро обе станции были разгружены от телеграмм. Паровозы передавали их друг другу не хуже, чем телеграфные аппараты.

Когда время подходило к полуночи, усталые изголодавшиеся телеграфисты нетерпеливо поглядывали на дверь конторы.

Ровно в двенадцать часов дверь открывалась и входил кругленький плотный старичок с громадной корзиной в руках. Салфетка горбом вздувалась над горою пирожков, бутербродов и вкусных булочек.

Это было время отдыха. Контора оживлялась. Звякали медяки, на столиках перед каждым телеграфистом вырастали холмики из аппетитных вещей. Стук аппаратов замолкал. С веселыми шутками и смехом принимались служащие за еду.

Но к концу этого позднего ужина лица у всех вытягивались, и телеграфисты, поспешно дожевывая куски, бросали злобные взгляды на стену перед собой.

Дело в том, что стена начинала оживать. Сначала шел от нее странный шорох. Потом вырастали из щелей усы. Множество усов. Они шевелились, колебались, словно легкий ветер проносился над кустарником. Тогда вместо шуток в разных концах комнаты раздавались негодующие возгласы:

— Вот несчастье!

— Черт бы побрал эту контору!..

Когда-то контора служила рестораном, и в деревянной обшивке ее стен прижились и размножились несметные полчища тараканов.

Но вот полчаса отдыха прошло. Телеграфисты снова за работой. Аппараты дружно стучат, через сотни километров переговариваясь с невидимыми собеседниками.

Тотчас же усы на стене начинают вытягиваться, и вслед за ними появляются узкие черные тельца. Это ползет вниз армия жадных тараканов. Почуя запах снеди, тараканы идут походом на оставшиеся крошки.

Тараканы хитры. Они знают, что телеграфистам теперь не до них. Под щелканье аппаратов можно безопасно пировать на столах и на полу, сновать под ногами у занятых людей.

— Надоели вам тараканы? — спросил Эдиссон, веселым взглядом обводя лица, сидящих за столом товарищей.

— Еще бы! — хором ответила контора.

А сосед насмешливо буркнул:

— Нет, очень любим их.

— Хотите избавиться от них? — продолжал Эдиссон.

— Ставлю два своих ужина за это дело, — крикнул Боб.

— И одно дежурство — подхватил Билль.

— Поймайте каждого и отсеките ему голову, — не унимался сосед.

— Есть! — блеснул глазами Альва, — держите слово!

На следующую ночь, перед ужином, попросив заменить его у аппарата, Эдиссон около часа провозился у стены.

По всей стене над столами телеграфистов протянулись две оголенные проволоки, словно рельсы игрушечной железной дороги.

Поужинав, телеграфисты, не притрагиваясь к аппаратам, с любопытством уставились на стену. Усы в щелях зашевелились быстрее, беспокойно закачались в разные стороны, точно уже не ветер, а ураган промчался над ними. Наконец, один, должно быть, вожак, не вытерпел и осторожно вылез. Огляделся, расчеркнулся усами и храбро пополз вниз по стене. За ним сначала по одиночке, а потом и кучками двинулись остальные.