Мария Чернышева - Мимесис в изобразительном искусстве - от греческой классики до французского сюрреализма

Ведь подражание может создать то, что оно увидело, фантазия же – то, чего она и не видела ‹…› тому, кто замыслил образ Зевса, необходимо в некотором роде видеть его самого с небом, временами года и звездами, как тогда попытался Фидий; а тому, кто намеревается соорудить Афину, надо иметь в мыслях военные лагеря, мудрость и искусства и то, как она выскочила из самого Зевса”». [37] Цит. по: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 1980. С. 71.

Хотя Филострат от лица Аполлония называет фантазию более мудрой, чем мимесис, он не противопоставляет одно другому. Филострату не приходит в голову оправдывать фантазией египетские образы богов, так как она выступает у него как необходимая и первичная стадия подражания природе в изображении невидимого, да, впрочем, и видимого тоже. Фантазия – это своего рода не воплощенное в художественном материале подражание, подражание в душе, в уме, в памяти, о котором Филострат пишет в другом месте «Жизни Аполлония Тианского». [38] Там же. С. 67. Греческий художник не восходил на небо и не встречался с богами, но перед тем как изобразить их, он представляет их в облике прекраснейших из людей и в окружении определенных феноменов, уже в самом этом представлении полагаясь на то, что знакомо ему по зрительному опыту. Но даже если художник собирается запечатлеть видимое, ему стоит предварительно представить в уме, вообразить, как, с какой стороны, в каком составе и в каком окружении это запечатлеть.

Внук Филострата Старшего Филострат Младший (III в.) использовал мысль деда о миметической фантазии, рассуждая о способности живописи «невидимое делать видимым». В его «Картинах» (сочинении, одноименном дедову) читаем: «Подойти к вещам несуществующим так, как будто бы они существовали в действительности, дать себя ими увлечь так, чтобы считать их, действительно, как бы живыми, в этом ведь нет никакого вреда, а разве этого недостаточно, чтобы охватить восхищением душу, не вызывая против себя никаких нареканий?». [39] История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: в 5 т. Т. 1. С. 218–219.

Миметическое и символическое. Те принципы, которые Филострат Старший приписывает египетскому искусству, противопоставляя его искусству греко-римскому, нашли широкое применение в христианской культуре, развивавшейся на глазах Филострата. В его сочинении египетский философ Теспесион исходит из того же убеждения, что и христианские теологи: божественное не доступно чувственному восприятию, невидимо. Для Теспесиона был бы неприемлем призыв Филострата Младшего изображать невидимое как видимое. Египтянин – сторонник изображения невидимого как невидимого, божественного как умозрительного. Как же это возможно в визуальных искусствах? – При условии, что образ расценивается не как воплощение духовной сущности, подобающее ей, а как отдаленное указание на эту сущность, не имеющее с ней ничего общего, не связанное с ней сходством. Греческие изображения богов прекраснейшими из людей претендуют на воплощение духа в адекватной телесной форме и являются миметическими. Египетские изображения богов с головами зверей и птиц лишь отсылают к сфере духа, охраняя его недосягаемую возвышенность, и являются символическими.

Позже в эпоху раннего Средневековья христианский философ, прозванный учеными Псевдо-Дионисием Ареопагитом (V–VI вв.), создал теорию о «подобных подобиях» и «неподобных подобиях» – двух способах изображения божественного. Согласно Псевдо-Дионисию, «подобные подобия» образами небесных сущностей делают то, что на земле наиболее достойно и прекрасно, а «неподобные подобия», наоборот, – то, что заурядно или даже презренно и отвратительно. Так, например, символом Христа может стать презренный и отвратительный червь. «Неподобные подобия» превосходят «подобные подобия» тем, что в них изображающее по причине своей ничтожности и вопиющего несходства с изображаемым не в состоянии отвлекать на себя внимание и мешать духовной концентрации на невидимом.

Но и в «подобных подобиях», как подчеркивает Псевдо-Дионисий, не может быть истинного сходства с божественным, ибо оно неподражаемо. Соединение духовно возвышенного с телесно прекрасным здесь не превращается в равновесие между ними, изображаемое духовное подчиняет себе изображающее прекрасное, преодолевает его, дистанцируется от него. Поэтому «подобные подобия», как и «неподобные подобия», не являются миметическими образами в классическом понимании и принадлежат символической системе.