Питер Грю - Письма на чердак [litres]

Странно, но я не испугалась. Это я – боящаяся каждого шевеления воздуха, дыхания дома, скрипа черёмухи за окном. Наверное, страх в такие минуты просто отключается, потому что происходящее кажется нелепостью и похоже на сон, а не на реальность.

– На что согласен? – спросила шёпотом я.

– На что? – удивился Плед. – На дружбу. Или ты берёшь свои слова обратно?

– Конечно, нет! – спохватилась я, пока ещё ничего не понимая. – Я очень рада! Но кто ты такой?

– Я? Я твой дракон. Меня зовут Плед!

– А я Света, – на всякий случай представилась я.

Но это же мой плед, он наверняка знает, как меня зовут. Хотя… Я, наверное, известна ему под другим именем. Поэтому добавила:

– Шушу.

– Надеюсь, дружба наша будет крепкой! – сказал дракон, или Плед, или кто его там разберёт. – А теперь пойдём со мной.

Родители всегда наставляли: нельзя никуда ходить с незнакомцами. Но плед же этот я знаю уже несколько лет. Я помню, как папа привёз его из Москвы и набросил на мою кровать. Постель превратилась в зелёный луг, разбитый на квадраты коричневыми тропинками. И это оказался лучший подарок в моей жизни.

Я покорно встала с кровати, а Плед выскользнул за дверь. Я выглянула в коридор. Плед передвигался странно: он то перебирал двумя противоположными уголками-«лапками», то поджимал их и скользил, как змея, но не касался земли. Я последовала за ним.

– Ты куда? – приподнял голову с подушки Гном.

– За драконом, – ответила я, но, спохватившись, что Гном ещё не в курсе, добавила: – То есть за пледом.

Гном распахнул глаза – в полумраке детской они казались неестественно огромными бездонными колодцами ночи.

– Я с тобой!

– Давай живее!

Мне не хотелось оставаться в темноте, хотелось к Пледу, который своей острой треугольной мордочкой резал ночь и разбавлял мрак. С ним всегда было уютнее.

Мы вышли из дома на веранду, брат в белой пижаме напоминал мне привидение. Дверь в летнюю комнату оказалась открытой. Храбрый Гном вошёл первым, а потом уже и я – Плед поджидал нас на чердачной лестнице. Вокруг него темнота поблёкла до светлой серости.

Плед взлетел наверх, и мы поспешили за ним. Эх, эта чердачная лестница! Но сегодня я была бесстрашна и ловка, как никогда. Мрак расступался перед Пледом, и я ясно, как днём, различала коробки, и санки, и лыжи, и нашего клетчатого проводника. А в конце чердака, залитая лунным светом, сияла летняя комнатка, и на раскладушке, которую мы поставили вчера, сидела девушка!

Она была тонкой, изящной и маленькой. Длинные прямые пепельного цвета волосы, похожие на струи осеннего дождя, сбегали по её спине на раскладушку и на пол. Её голову украшал венок из голых веток, а платье, из множества слоёв лёгкой полупрозрачной ткани, было дымчато-серым с мятно-зелёным. Бархата. Конечно, Бархата. Тёплая, уютная, нежная Бархата, словно мамина шаль, словно молоко с мёдом, словно летние сумерки.

Перед Бархатой, в пучке лунного света, стояла самая хрупкая ваза, которую я когда-либо видела, с тончайшими стенками, похожими на корочку льда. В вазе на наших глазах распускались нежные молочно-голубые розы с белыми выпуклыми прожилками на лепестках. Бархата провела над цветами ладонью – и они потянулись вслед за рукой, поворачивая тяжёлые царственные головки. Бархату это забавляло, и она улыбалась.

Ты всегда так много улыбалась, Бархата. В твою улыбку можно было завернуться и согреться холодной ночью. Твоей улыбки так не хватало днём.

Но вот тучи за окном сомкнулись, скрыв луну, и ваза с цветами исчезла. Бархата положила руки на колени и приветливо посмотрела на нас дымчатыми глазами.

– Доброй ночи!

Дракон по имени Плед прижался к многослойной юбке. Мы с Гномом переглянулись, и брат сказал:

– Бархата.

Она улыбнулась. Рот маленький и аккуратный, а лицо круглое. Как у меня.

Бархата! Конечно, это Бархата! Серые глаза и пушистые ресницы, а кожа бледная и светится изнутри луной.

Мы вошли в комнатку и сели у её ног, а Плед юркнул за спину Бархаты и растянулся на раскладушке, поглядывая на нас чёрными глазами с красными искрами.

– Хотите, я расскажу вам о людях? О том, чем дети отличаются от взрослых? – спросила она.

Бархата, которая знает всё на свете.

Я рассматривала треугольные носочки её туфель, выглядывающие из-под полупрозрачных слоёв платья. Они были расшиты голубым и белым бисером.

– Дети – это зелёные взрослые. Им надо расти и учиться, – сказал Гном.

Я с одобрением посмотрела на брата. Всё-таки он всегда знает, что сказать! У меня же голова, казалось, была пустой, я ничего не соображала, только глядела на Бархату, боясь разрушить сон. Казалось, ляпни я какую-нибудь глупость – и она выпорхнет в окно и исчезнет навсегда.