Лев Квин - Было — не было

— Оставайся! — держал за другую Шлепа.

Раздался странный звук. Словно в комнате громко всхлипнул ребенок.

— Что это? — Гешка прислушался.

Еще всхлип! Но ведь никаких маленьких детей здесь нет.

— Борик! — он кинулся к роботу. — Он, смотрите, у него на щеке слезы!

— Это… не… слезы… — заговорил Борик своим ровным, бесстрастным голосом. — У меня… нет… слез… Это… масло…

Гешка осторожно смахнул желтоватую слезинку, растер между пальцами, понюхал.

— Точно, машинное масло. Но ведь ты плачешь, я вижу.

— Да, — ответил Борик. — Я… плачу… маслом.

— Ну зачем же, зачем? — Гешка не мог понять.

— Я… люблю… тебя… Я… люблю… мальчика… Леню… Мне… жаль… с… вами… расставаться…

До сих пор Ленька слегка пренебрежительно относился к механическому другу своего друга. Теперь же растрогался:

— У тебя доброе сердце.

— Из… благородных… металлов.

Гешка спросил:

— Но почему ты решил, что мы с тобой расстанемся?

— Я… ничего… не… решил… Это… кибернетическое… устройство… внутри… меня… рассчитало… самый… необходимый… для… вас… вариант.

— Вот видишь! — обрадовался Ленька.

— Я… вас… никогда… не… забуду… Я — вас… записал… навсегда… в… свои… металлические… мозги.

Почти человеческие слезы продолжали катиться, оставляя масляные дорожки на почти человеческих щеках.

— И мы тебя не забудем, Борик! — Гешка обнял его порывисто. — Ты парень что надо!

— Парень… что… надо, — повторил Борик, запоминая.

Шлепа стукнул себя по лбу.

— Ой, совсем забыл! — откашлялся церемонно: — Дорогие мои старики! Сердечно поздравляю вас с моим днем рождения. Желаю вам от меня больших радостей, а самому себе долгих лет счастья и отменного здоровья.

Подошел, поцеловал каждого из них в обе щеки. Они ждали напряженно, не произнося ни слова.

Наконец наступил долгожданный момент.

— Разрешите подарить вам на память об этом дне самое-самое для меня дорогое.

И Шлепа торжественно вручил Гешке и Леньке по одинаковому пакету.

— Ну-ка посмотрим, что у тебя самое-самое дорогое! — Гешка, предвкушая приятный сюрприз, спешно отшвыривал бумажные листы.

Под ними оказалась картонная коробка.

В картонной коробке опять бумага — белая, тонкая, прозрачная.

А в бумаге…

— Ой! — не удержался Ленька от возгласа разочарования.

— Цветы какие-то! — Гешка еще шарил в коробке: может, на дне лежит что-нибудь маленькое, но ценное.

Ничего!

Шлепа тронул цветы. По-особому тронул: нежно, растроганно.

— Сам садил, своими собственными руками. Сам поливал, сам вырастил. Нюхайте на здоровье, старики, вспоминайте меня. А еще лучше — засушите. У них лепесточки бархатненькие, стебелечки шелковистенькие…

Гешка и Ленька смотрели на Шлепу во все глаза. Ошиблись они! Со Шлепой, оказывается, здесь тоже произошли перемены, очень важные перемены. Хоть он и говорит, что каким был, таким и остался, но разве стал бы Шлепа, тот, прежний, в их дворе, с восторгом и умилением рассказывать о цветах? Для него, того Шлепы, цветы ровно ничего не значили. Сорвать, повертеть в пальцах и бросить. А то взять и забраться, когда никто не видит, на клумбу с цветами, высаженными жильцами всего дома…

Нет, Шлепа здесь, в будущем, тоже стал другим!

— Ой, Шлепа, Шлепочка, — шептал потрясенный Ленька.

— Ты все-таки изменился, Шлепа, — Гешка пожал ему руку. — А за подарок большое-большое спасибо!

— Понравилось?

— Еще как! Лучшего и не придумаешь!

Гешкин взгляд предупреждал Леньку: посмей только сказать что-нибудь другое! Впрочем, нужды в этом не было.

Шлепа сиял.

А они оба, не выпуская цветы из рук, как по команде, повернулись в угол.

Там их ждала — не могла дождаться машина времени. Говорить она не умела, даже так, как Борик. Но каждая ее молекула, каждый атом прямо-таки дрожали от нетерпения.

Несколько мгновений спустя машина времени совершила мягкую посадку в нашей современности.

Ленька тотчас же соскочил с нее, словно боясь, что, если не успеет, она опять умчит его в неоглядные дали.

— Вот мы и дома! — выдохнул с облегчением.

— На своем родном чердаке, — Гешке, напротив, не хотелось сходить с машины. — А вот завтра…

Он не успел досказать, что будет завтра.

Послышались шаги. Из пролома в стене кто-то двинулся по направлению к ним.

— Вы только не пугайтесь, ребята! — голос был очень знакомый. — Это не дух, не призрак. Это просто я.

Гешкин папа!