Андрей Салов - Мой друг Плешнер

Довольствовавшись осмотром, кот еще раз зевнул, расправил затекшие со сна плечи, почесал за ухом и тотчас же уловил знакомую мелодию, приведшую его сюда, песнь серебристых флейт, что через время и расстояния ведет его к цели, далекому и прекрасному подземному убежищу. Вот только напев их несколько смазан, не так отчетлив и чист, как вчера. Но не было у кота повода для беспокойства, ведь и новый день очень сильно отличался от вчерашнего. Серый и пасмурный, ни единый солнечный лучик не достигает земли, а ведь еще вчера все было так прекрасно, так солнечно и светло, и флейты в унисон солнечному дню звучали так чисто и отчетливо. Что ж, хмурый день — смазанные флейты. Но они все-таки звучат, звучат для него одного, и они обязательно приведут его на место, чтобы не случилось. Главное — двигаться, не стоять истуканом на месте, идти вперед, повинуясь их сказочному зову. И он шел, целиком погрузившись в себя, ловя слабое и неотчетливое пение флейт, почти не глядя под ноги, боясь потерять такие робкие звуки. И невдомек было ему, что хрупкое и недолговечное кошачье счастье отвернулось от него, что он уже давно, с самого пасмурного утра целиком во власти Морока. Не мог он слышать злобного и зловредного хохота Морока, когда, утомленный долгой дневной прогулкой по бесконечным горным кручам, усталый ложился спать, едва на небо высыпали первые пригоршни светящихся огоньков звезд. Он засыпал, и не было в его снах ничего — лишь тишина и покой обволакивали его до нового безрадостного пробуждения в очередной серый и унылый, лишенный солнечного тепла и света, день.

Едва лишь кот устало смежал веки, как Морок, злобно смеясь, покидал одураченного зверя и уносился прочь, далеко от этих мест, претворять в жизнь вторую часть своего злобного и мстительного плана. Подобно черной молнии, проносился он по небу и мгновение спустя уже был в поселке несколько дней назад, покинутом Плешнером. И ударялась о землю черная молния, и в ослепительно-черной вспышке являлся миру серый кот, большущий котище, бегущий по своим, одному ему ведомым делам.

Прыжок через забор в один из задрипанных домишек, обитатели которого, вечно пьяные, пропахшие чесноком и сивухой, вот уже который день обезумевшие в хмельном угаре, отмечали возвращение домой блудного и блудливого сына. Именно к ним на подворье и держал свой путь каждую ночь оборотень Черный Морок, приняв обличье большого серого кота, облик, весьма узнаваемый даже в вечно пьяном угаре бесконечно затянувшейся оргии.

Притаившись за ветхим дощатым забором, он терпеливо ждал, когда приоткроется обшарпанная дверь халупы и на ее пороге появится очередная пьяная харя, выглянувшая на крыльцо по своей пьяной надобности. То ли глотнуть свежего воздуха, еще более пьянящего после пропахшей чесноком и перегаром вони внутри избушки, то ли вдохнуть полной грудью очередную порцию ядовитого дыма сигарет, или просто блевануть с крыльца в раскинувшуюся вокруг темноту. Мороку было все равно, с какой надобностью выходят на крыльцо презираемые им двуногие созданья.

Все они, с какой бы надобностью ни показывались наружу, неизменно становились свидетелями одного и того же представления. Даже от самых пьяных глаз не мог укрыться огромный серый котище, крадущийся по двору, сигающий в куриный загон и устраивающий там форменный переполох. И под гул обалденных пьяных воплей, дождавшись по возможности, большего числа зрителей, он удирал прочь, унося в зубах очередную трепещущую жертву. Он скрывался с ней во тьме с тем, чтобы мгновение спустя вернуться, но уже в своем истинном обличье, недоступном для зрения презренных людишек. Он возвращался и нашептывал в их уши страшные кары нашкодившему котяре. Его черные, пропитанные ядом слова, легко и беспрепятственно проникали в опухшие от алкоголя и табака мозги, сея в них семена ненависти и злобы. А он все шептал и шептал, не жалея времени и усилий, он ждал, когда посаженные им семена зла взойдут в пьяных сердцах, пышно расцветут в них и пустят узловатые корни, отравляя мозг всепоглощающей ненавистью. Он знал свое дело и был терпелив. Пьяная братия верила и внимала ему, ведь день ото дня кур становилось все меньше, а возле дома, как, впрочем, и внутри его, росла гора перьев и невостребованной алкашами требухи. И плевать было людям на то, что соотношение съеденных ими в пьяном угаре пернатых, было абсолютно равным числу исчезнувшей птицы. Ведь все они были свидетелями кошачьего беспредела. Все они прекрасно видели, как ночь за ночью, не взирая на все их уловки, прыгал в загон серый кот, творил там неслыханные бесчинства, а затем исчезал, унося в зубах очередную жертву. Во всем виноват был кот, нести за все ответ должен был лишь он один, и люди поклялись страшной клятвой над очередной бутылью с самогоном, что они прикончат, непременно прикончат серого проходимца, едва только им подвернется благоприятный для этого случай.