Никос Зервас: Дети против волшебников

— Верховный Совет Лиги уполномочил меня сообщить вам великую новость. Наша Лаборатория русских исследований, как вы знаете, много лет без устали трудилась над решением пресловутой «русской проблемы». Совсем недавно Лаборатория подвергла научному испытанию психику пяти российских школьников. С великим восторгом уведомляю вас о том, что наша Лаборатория выявила уникальный способ…

Тут белый маг Гендальфус Тампльдор едва не качнулся на подиуме: волна безмолвного восторга нахлынула из зала… казалось, воздух зазвенел, аудитория задрожала от предвкушения долгожданной вести…

— Лаборатория выявила уникальный способ преодоления русской защиты! — крикнул профессор Гендальфус, и — о, Небо! — что тут началось! Уже оглохший от рёва, ослеплённый бешеной радостью зала, великий проректор медленно поднял над головой сжатый, торжествующий кулак:

— Четверо из пяти! Четверо из пяти потеряли защиту полностью, полностью!

Зал взорвался и заревел. Занавеси на окнах взмыли, затанцевали, к зеркальному потолку подлетели стулья, зонты, разноцветные бумаги, а старинные клыкастые канделябры вспыхнули неожиданным розовым праздничным светом.

— Сегодня же! Сегодня мы начали вторжение! — профессор раскинул руки, словно пытаясь заключить в объятья всех, всех. — Наш милый мальчик Лео уже в Москве, он вооружён новым методом! Мы…

Профессор едва не задохнулся от горделивого восторга. Ведь именно ему, Гендальфусу Бенциану Бендрагону Тампльдору, суждено произнести эти долгожданные, эпохальные слова:

— Мы начинаем русскую войну, господа!

… И всё же предисловие будет неполным, если мы забудем упомянуть о других немаловажных событиях, свершающихся как раз в то время, пока проректор Гендальфус сообщал коллегам потрясающую новость. Во-первых, российская подводная лодка класса «Амур» вышла из порта города-героя Севастополь и взяла курс на Стамбул. Во-вторых, подполковник Воздушно-десантных войск Виктор Телегин, досрочно отправленный в отставку из-за одной неприятной истории, всё же подписал, хоть и без особой радости, полугодовой контракт с могущественной российской спецслужбой.

И, наконец, в-третьих. Пока юный волшебник Лео Рябиновский, с улыбкой припоминая концовку сложного атакующего заклинания, движется от «Мерседеса» ко входу в московскую школу № 1505, в другом районе Москвы два белобрысых отрока с боевыми автоматами наперевес уже замерли под чёрно-золотым знаменем с профилем графа Суворова. Вынесли из домового храма сияющие на солнце серебряные хоругви. И уже пробежали вдоль вытянувшихся на построении подростков вице-сержанты с красными грозными лицами, и рассветное солнце озарило золотого краба на лацкане Секретаря Совета безопасности, с улыбкой оглядывающего строй чёрных суворовских мундиров.

В Москве, навидавшейся на своём долгом веку всяческих тамерланов и наполеонов, было кому встретить Лео Рябиновского.

Но пока — «мерседес» с мягким шипением разворачивается по золотым от мёртвой листвы лужам, Лео движется в лучах московской осени по влажно блещущему асфальту. Он движется, как юный танк. Как дерзкий передовой всадник, позади которого разворачивается железный фронт нашествия. Как победоносный завоеватель и колонизатор. Лео любит свою внешность, свой интеллект, свои гены. Он молодой, он ранний: ранние усики, ранняя наглость в мохнатых очах. Талантливый колдун Леонард Рябиновский близится к празднично украшенным дверям, где его уже встречает директор школы — Нонна Семёновна Гантелина, измождённая, цепкая женщина с немного экзальтированным выражением глаз.

У русских есть поразительные дни в самом начале осени, когда солнце перестало быть знойным, и вся сила его проявляется в такой необычайной ясности, что множеством золотых нитей точно пронизывает город, лучики прыгают по лужам, и блескучие тучи солнечных мошек роятся по стенам, ступеням, в арках проходных дворов и даже по граниту строгих ведомственных храмин. На просвет этого ясно-синего неба рябиновые гроздья Тайницкого сада полыхают так, что кремлёвские звёзды кажутся едва тлеющими.

В природе царствуют гладиолусы, эти непременные цветы маленьких торжественных школьников, а в воздухе господствует звонкая медь — в голосах повзрослевших за лето учеников, в колоколах Христа Спасителя, Иоанна Лествичника, Мартина Исповедника, где служат молебны к началу учебного года, в смешном дребезге колокольчиков, стиснутых в пальчиках крошечных первоклассниц, звонящих к началу занятий в тысяче московских школ. В этот солнечный, чистенький день даже старые глаза слепнущей уборщицы Марьи Степановны светились и оживали тёплыми воспоминаниями.