Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять

— Нет. Откуда я мог?..

— Вернемся к стенографическому отчету о процессе. У них было назначено свидание в гостинице неподалеку от «Жнивья» — в «Ивах». Лазар напрасно прождал Диану до вечера…

— Это он так говорит!

— Нет, — уточнил Лежанвье, сжигая мосты. — Я видел своими глазами записку, несомненно написанную Дианой, где она назначала время — четыре часа. Записку, которую я уничтожил, как я…

— Как вы?.. — с ходу подхватил Билли.

— Как я уничтожил или фальсифицировал другие доказательства, — торжественно заключил Лежанвье. — Благопрятные для Лазара.

Билли утер ладонью взмокший лоб. Может быть, по зрелом размышлении, лучше было отрицать, твердо держаться того, что их с Дианой всегда связывали чисто дружеские отношения? Нет, Лежанвье, раз уж он его заподозрил, спустя двадцать четыре часа все узнает… Но двадцать четыре часа накануне казни, это много! Тут каждый час имеет значение!

— В любом случае, Лазар знает правила игры! — тяжело настаивал Лежанвье. — Будь он и в самом деле виновен, он бы в первую очередь обеспечил себе алиби, хотя бы самое хрупкое… Сейчас я поражаюсь тому, что защитник не обратил на это внимания. Хотя Маршан еще новичок.

— Лазар не мог предвидеть, что повздорит с Дианой, тем более что это плохо обернется! — протестовал Билли. — Он не сверхчеловек!

Лежанвье разглядывал ковер. Не дать отвлечь себя от своей цели…

— Если Диана не пришла в «Ивы», как она первоначально собиралась, судя по написанной ею записке, значит, какое-то непредвиденное событие задержало ее в «Жнивье» в тот вечер! Предположим, вы пытались в который раз вразумить ее? Это ваши собственные слова. Предположим, что для этого вы прибегли к аргументам… осязаемым? Предположим, это вам она угрожала своим «Лилипутом», защищая не свою добродетель, но свободу ею распоряжаться? Предположим, вы выстрелили в нее, прежде чем Лазар и я прибыли на место. Предположим, что вы отправились собирать грибы лишь после убийства …

Билли, бледный как смерть, осушил свой стакан, налил другой?

— Вы опустили только одну деталь, мэтр! Я был примерно в ста пятидесяти метрах от павильона, когда раздались три выстрела…

— Я ничего не забываю, — сказал Лежанвье. — Эти выстрелы — два, а не три — сделал я сам…

— Чтобы восстановить справедливость?

— Именно, — ответил Лежанвье.

Он направился к двери, обернулся перед тем, как толкнуть ее:

— И… Хорошенько запомните следующее, господин Дото! Или я сам погибну послезавтра в пять часов, или справедливость все-таки восторжествует.

— Вас ждут? — спросила машинистка, красивая блондинка, щедро демонстрируя полноватые ноги.

— Нет.

— В таком случае, сомневаюсь, что мэтр Маршан сможет вас принять.

— Речь идет об очень срочном деле. Я все утро безуспешно пытался связаться с ним по телефону.

— Мэтр был в провинции. С кем вы разговаривали?

— Какое это имеет значение? С какой-то госпожой Марси или Мерсье…

— Моя коллега. (Прекрасная блондинка сверилась с внушительного вида ежедневником, отодвинула разбросанные бумаги.) Не могу найти никаких следов этих переговоров… Вы сказали, что вас зовут?

— Лежанвье, — ответил Лежанвье, теряя терпение. (Он чуть не добавил: «великий Лежанвье», пожал плечами.) — Посмотрите на меня хорошенько! Вы никогда меня не видели? Вы не узнаете меня?

— То есть… — смешалась блондинка, явно опасаясь допустить промах. — Пройдите сюда, в маленький кабинет. Садитесь и подождите минуту. Я пойду узнаю, сможет ли мэтр Маршан уделить вам время.

«Один год!» — с горечью подумал Лежанвье, оставшись один. — Хватило одного года добровольного ухода от дел, чтобы о нем больше не вспоминали, чтобы он превратился в рядового человека, из тех, кого просят присесть и подождать. Придвигая к себе стул и тяжело опускаясь на него, он вдруг испытал необычное ощущение, что его вычеркнули из мира живых вместе с Лазаром, что приговор, вынесенный тому, означал приговор и для него…

Дверь в кабинет открылась:

— Мэтр Лежанвье, мэтр Маршан сможет вас принять около четырех часов… Если до этого времени у вас есть другие дела…

Другие дела!

Стул отлетел в сторону. Адвокат поднялся, бледный и огромный, похожий на устрашающего робота:

— Посторонитесь-ка, барышня! Я дорогу знаю.

— Но… Но вы не можете!.. Он очень занят…

— Невозможно?

— В чем дело?.. — возмутился мэтр Маршан при виде Лежанвье, распахнувшего обитую дверь его кабинета. — Однако!