Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

Но это все утопия. У меня не хватит денег. И это сводит меня с ума. Мы с папой всю жизнь работали, платили налоги, никогда не сидели на шее у государства. И теперь, когда пришло время вернуть ему хоть что-то из того, что он заплатил, — его предали. Нет, я рада, что существуют такие хорошие дома престарелых, но обычные люди не могут туда попасть. И после разговора с Эльсой… Должна признаться, что, лежа ночами без сна, я думаю: вот сейчас я перейду улицу и сделаю это. Жизнь за жизнь. Войду в дом напротив, высыплю снотворное Хансу в стакан, получу деньги и обеспечу папе хороший уход… не задумываясь о последствиях. Эти мысли меня пугают. Понимаете?

— А что, если тебе взять кредит?

Анна рассмеялась.

— Ну конечно, Фредерик, как же я об этом не подумала, — с иронией сказала она. — У меня ничего нет, я снимаю этот дом неофициально, да и биография моя банку не понравится. Они предпочитают обычных людей, у которых есть недвижимость, стабильная работа и высокая зарплата. А папе тем более ничего не дадут — из-за возраста, ему скоро исполнится восемьдесят.

Мари поправила подушку за спиной.

— Может, — медленно произнесла она, — может, Эльса все равно заплатит нам за помощь, даже если мы откажемся убивать ее мужа. Конечно, не полтора миллиона, но… Ты могла бы взять…

Она умолкла. Ты могла бы взять и мою часть, хотела она сказать, но не смогла. Это был бы благородный жест, но она приняла решение. Ей и самой нужны деньги, чтобы реализовать свою мечту. Без этой мечты жизнь не имеет смысла. Если ничего не изменится, женщина по имени Мари просто прекратит свое существование, и все.

Она перевела взгляд на Фредерика и подумала: какие красивые у него брови, почти как у женщины. Ей показалось, что он тоже собирался предложить свою часть гонорара Анне, и тоже в последний момент передумал, как и она сама.

— Мне в голову приходили подобные мысли, — произнес Фредерик. — Я много думал о том, что рассказала нам Эльса. И в мыслях за одну только последнюю неделю убил ее мужа тысячу раз всевозможными способами. Утопил его в ванной, переехал машиной, отравил ядом, сбросил со скалы, застрелил, даже зарезал ножом… хотя это слишком кровавый способ даже для моих фантазий. И самое ужасное, что я делал это с удовольствием. Мне доставляло огромную радость услышать его предсмертный хрип после того, как пуля попала ему в голову. Но это только фантазии, они не имеют ни малейшего отношения к реальности. Да, мы осуществляем в мыслях то, что хотели бы сделать наяву, но не осмеливаемся. Тебе сейчас нелегко, Анна. Мы знаем, как ты любишь отца и как тяжело тебе видеть его в таком состоянии, и…

Юханна заглянула к ним, чтобы что-то сказать, но Эльса Карлстен оттолкнула ее и вбежала в комнату. Она выглядела взволнованной. Волосы растрепаны, пальто расстегнуто, шарф свисает до полу… Щеки у пожилой женщины были одного цвета с красным платьем, и Мари с удивлением заметила, что веки у нее подкрашены золотистыми тенями. Юханна вышла и закрыла за собой дверь, а Эльса рухнула на свободный стул и принялась стягивать перчатки, не замечая, какую реакцию вызвал ее неожиданный приход.

— Простите, что я без предупреждения, — выдохнула она, — понимаю, вы не хотели со мной связываться, чтобы не вызвать подозрений… но я… я просто обязана поблагодарить вас за то, что вы сделали. Полиция приезжала, меня допрашивали… я разнервничалась… но они сказали, что так происходит всегда, когда человек умирает у себя дома. Они были очень вежливы и, по-моему, ничего не заподозрили, а врач констатировал инфаркт. У Ханса уже был один. Инфаркт то есть. Теперь его увезли, то есть его тело, и, наверное, не будут больше меня допрашивать. Врач не мог не заметить, что от него пахло спиртным, а когда они увидели все эти пузырьки с таблетками, то решили, что он умер естественной смертью: у него ведь было столько болезней, да еще и сердце…

Эльса остановилась, чтобы перевести дыхание. Руки ее теребили шарф, она судорожно облизывала губы.

— Мне кажется, они ничего не заподозрили. Они не говорили, что будет дознание или что-то в этом роде. Наоборот, выразили мне соболезнования. «Сочувствуем», — сказали они. Я с трудом сдержала смех. Знаю, я кажусь вам бесчувственной. Я должна была бы, по крайней мере, испытывать угрызения совести или страх, но ощущала только радость. Я не могла не прийти сюда, потому что хочу сказать, насколько вам благодарна… Мне было так страшно, а теперь…

Слезы брызнули у нее из глаз, и она громко высморкалась. Мари почувствовала, как у нее холодеют руки и ноги. Во рту пересохло, она прокашлялась и перевела взгляд на друзей. Анна побледнела, а Фредерик закрыл лицо руками.