Ли Чайлд - Точный расчет

— Она пребывает в смятении, — пояснил Ричер. — То ей хочется, чтобы я превратился в Джо, то начинает меня обвинять в том, что брат погиб из-за меня.

— Она до сих пор любит его.

— Очевидно, ты права.

— А ведь прошло шесть лет с тех пор, как они расстались.!

— И это нормально для женщины?

Нигли только пожала плечами:

— Ты меня об этом спрашиваешь? Впрочем, я знаю, что многие люди несут свой факел любви очень долгое время. Наверное, он был весьма достойным человеком.

— Я не слишком хорошо знал его, — заметил Джек.

— Так он погиб из-за тебя?

— Конечно, нет. Я в то время находился за тысячи миль от него. И мы не общались с ним уже лет семь. Я же тебе рассказывал об этом.

— Тогда чего она добивается?

— Она говорит, будто он становился безрассудным оттого, что сравнивал себя со мной.

— Это правда?

— Сомневаюсь.

— Но ты говорил, что впоследствии испытывал некоторое чувство вины. Помнишь, когда мы просматривали пленки с записями камер наблюдения?

— Мне помнится, что я говорил тебе о том, как сердился на него, но никакого чувства вины при этом не испытывал.

— Ну, это почти одно и то же. А почему ты должен чувствовать себя виноватым, если он погиб не из-за тебя?

— Ну вот, теперь еще ты будешь убеждать меня в том, что я каким-то образом причастен к его смерти!

— Я просто спрашиваю тебя: почему ты должен был бы испытывать чувство вины?

— Он вырос, ориентируясь на совсем иные ценности.

Джек замолчал и ушел в угол комнаты. Нигли последовала за ним. Он лег на кровать, раскинув руки, так, что ладони свисали по сторонам. Нигли устроилась в кресле, там, где совсем недавно сидела Фролих.

— Расскажи мне об этих ценностях, — попросила она.

— Он был крупным мужчиной, и одновременно прилежным и трудолюбивым, — начал Джек. — А в тех школах, куда он ходил, быть прилежным означало то же самое, как если бы он написал у себя на лбу «Дай мне по заднице». Кроме того, он совсем не был крутым парнем, хотя природа наградила его богатырской внешностью. Вот поэтому ему частенько попадало от других, причем с завидной регулярностью.

— И что же?

— Я был на два года моложе его, такой же здоровенный, но очень крутой и совсем не прилежный. Вот поэтому я стал приглядывать за ним. Это была братская преданность, а кроме того, мне просто нравилось драться. Мне исполнилось всего шесть, но я ввязывался в любые потасовки и многому научился. Например, тому, что очень важно показать свою готовность к драке. Только сделай вид, что сейчас ты бросишься на человека, и он, скорее всего, отступит. Правда, этот метод не всегда срабатывал. Первый год учебы в школе меня то и дело мутузили третьеклассники. Но это пошло мне на пользу, и я научился драться по-настоящему. Я стал просто бешеным. Это было что-то! Мы то и дело переезжали на новое место, и мои одноклассники стали очень быстро понимать, что с Джо лучше не связываться, иначе им немедленно начнет мстить психопат Джек.

— Похоже, ты в детстве был довольно миленьким мальчиком.

— Я рос в семье военного. В другом случае меня попросту отправили бы в исправительную школу.

— Значит, пока Джо подрастал, он всегда зависел от тебя, зная, что на брата можно положиться.

Ричер кивнул:

— Да, и это продолжалось, в общем, десять лет. Но мы становились старше, и положение изменилось. Все реже мне приходилось заступаться за него — правда, когда подобное все же случалось, я становился исключительно серьезным. Думаю, Джо и сам понимал это. Десять лет — достаточно большой срок, чтобы уяснить для себя кое-что. Мне кажется, он даже настроил себя так, что перестал бояться чего бы то ни было: он знал, что в случае чего ненормальный братец все равно за него заступится. Вот поэтому я и думаю, что Фролих, возможно, где-то и права. Он мог совершать опрометчивые поступки. Но не потому, что состязался с кем-то, а потому что в глубине души продолжал чувствовать, что может позволить себе это. И все из-за того, что я постоянно охранял его. И он привык, как привыкают к тому, что мама всегда его покормит, а армия предоставит жилье.

— Сколько ему было лет, когда он погиб?

— Тридцать восемь.

— Что ж, двадцать лет он жил самостоятельно, и у него было достаточно времени, чтобы приспособиться к жизни. Нам всем приходится приспосабливаться к ней.

— Разве? Иногда мне кажется, что я все еще веду себя как шестилетний ребенок, и потому многие до сих пор краем глаза посматривают на меня, как на самого настоящего психа.