Владимир Цмыг: Дикая стая

В списке принятых на филфак не было фамилии Евдокии… Теперь оставалось только ждать, когда обломки упований, мечтаний, надежд размозжат ей голову! Но вдруг, как ангел хранитель, — доцент! Внимательно–участливый взгляд из–под дымчатых стекол очков, безукоризненный костюм, мягкий голос. Вот та опора, о которой мечтает каждая девчушка, только–только вылетевшая из гнезда!

Доцент не обманул, натасканная им Евдокия через год сдала

экзамены. Прописалась она в общаге, но жила у доцента на правах домработницы и бесплатной наложницы… Своим знакомым доцент девушку не показывал.

В тот страшный день, когда Евдокия подслушала разговор, она встретила Тамару… В кафе сидела над бокалом вина и чашкой остывшего кофе, погрузившись на дно своей души, где было мрачно и холодно.

Элегантная женщина с черными длинными волосами коснулась ее руки. Тонкие, изящные пальцы с хищно заточенными ногтями в ярком лаке вырвали Евдокию из жуткого, которое она неожиданно увидела в самой себе… Черные, жгучие глаза брюнетки понимающе и ласково глянули в угрюмые глаза девушки.

— Ты, совсем другая, о чем сейчас думаешь, слишком мелко для тебя!.. — приятный голос брюнетки чуть хрипловат от курения. Не спрашивая, кто она такая, Евдокия отдалась все разрешающему голосу. Как в трансе она вышла из кафе. Белый «Мерседес» Тамара вела уверенно, ласково поглядывая на расслабившуюся девушку.

Потом все сделано было чисто, комар носа не подточит… Четыре крепких парня выследили доцента, когда поздно вечером он возвращался от своей новой абитуриенки–любовницы. Заткнули кляпом рот, и с размаху несколько раз задом посадили на асфальт. Жестокий, коварный прием, крови нет, а внутри человека все обрывается, и он уже не жилец на свете…

Боясь за антиквариат и библиотеку, доцент не лег в клинику. Все последние дни Евдокия была необычайно ласкова и заботлива. Постепенно доцент уже не мог обходиться без нее.

В кружевной черной косынке, черных перчатках и туфлях, под звуки похоронного марша, рыдая в платочек (хоть выжимай!), ненавистного врага проводила Евдокия в последний путь. У могилы университетские дамы впервые поверили: есть же на свете дура, которая так искренне любила этого старого развратника и скрягу. Потом пошли легенды, облагораживающие облик доцента, коего до донышка узнала Евдокия, наивной дикарочке открывшего всю гнусность и мерзость мира…

Шел 92-ый год. Получив диплом, Евдокия не пыталась устроиться на работу. Освободившись от доцента, она попала в еще более тяжкую кабалу. Теперь Тамара распоряжалась ее телом, и по первому ее телефонному звонку Евдокия должна ехать туда, где уже ожидал состоятельный клиент…

… — Милый, забудь эту пещеру, эту вонючую дыру! С той самой ночи я поняла, ты тот человек, которого мне всегда недоставало!

Степан смотрел на раскаленные угли в очаге, где возникали и исчезали картины, образы, создавались и рушились целые миры. Что она понимает? «Вонючая дыра»! Да к этой дыре он шел десятки лет! Непонимание ее, наверно, оттого, что она живет в другом времени…

Решив, что он колеблется, уверенная в силе своей красоты, девушка опустилась перед ним на колени.

— Дурачок!.. («Черт побери! — раздраженно отметил Степан. — Как все они похожи друг на друга!..») Дурашка, такие, как ты, как раз в цене! Не растрачен, силен, целеустремлен, волевой, жизнь знаешь не по учебникам. Для любой юной дурочки — ты дорогой подарок.

— Даже тогда, когда у этой драгоценной находки ни шиша в кармане? — весело ухмыльнулся Степан, вовлекаясь в игру.

— Ну-у, положим, у этой юной дурочки есть свой приличный, отправной капитал, которым она не может распорядиться, вернее, может, но нужен настоящий, верный друг, партнер, которому она бы верила, как себе…

— Зачем мне чьи–то деньги, все это томление души, суета… Долина стоит миллиарды, нет, она поистине бесценна!

— Ты и впрямь безумный… — мягкими ладонями она обхватила коричневое лицо Степана, заглянула в светлые озерки глаз, где не было дна. — Тебе и впрямь ничего не надо, у тебя все есть? Все!.. — вдруг взорвалась она, влепив ее хлесткую пощечину. — Милый (она губами прижалась к его горящей щеке), на носу зима, пропадешь…

Ей вдруг открылось: она впервые так страстно борется за мужчину. Раньше (ценой судьбы) боролась за место в университете, за квартиру, за обеспеченную жизнь. Она убеждала Степана, как маленького, неразумного мальчика, не понимающего своей собственной выгоды. Глаза Евдокии брызгали зелеными искрами, щеки полыхали, Степан залюбовался ею. В пещере душно, девушка лишь в белом батистовом лифчике и узеньких трусиках, ими как бы напоминая о том санкт–петербургском утре…