Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

Удачный опыт не мог оставаться уделом только сверхдержавы, соседи так же начали вводить собственный постоянный воинский контингент. Стоит напомнить, что прежде воевать доводилось либо наемникам-гоплитам в Древней Греции, либо аристократам-всадникам Рима, имевшим деньги на вооружение. И тот и другой путь оказался тупиковым, регулярная армия изменила ход истории. Как и то, что поначалу контрактная армия постепенно стала превращаться в обязательную для всех особ мужеского пола (а затем и женского в некоторых странах, вроде Северной Кореи, Кубы или Израиля). Изменилась и суть войны. Из захвата территорий и племен для порабощения и укрепления границ, притока дешевой силы, она переросла в банальных грабеж и отъем всего необходимого от полезных ископаемых до свежих мозгов. В наше время война стала гибридной, то есть, сочетающей в себе как экономические и финансовые инструменты ведения, вроде эмбарго, торговых войн, санкций и демпинга, так и обычные – ведь никакая кибератака на электростанции или водозаборники не заменит обычного сапога пехотинца, срывающего одно знамя, чтоб на его место повесить другое. Эта роль человека останется еще на долгие-долгие годы, пройдет через века, возможно, будет столь же важной и не только на нашей планете.

Я не заглядываю так далеко. Мой предел – сегодняшнее время, чуть искаженное своим собственным прошлым. Об этом искажении, о моем собственном представлении событий той или иной эпохи, я и пытаюсь написать. Иногда удачно, иногда, не слишком, но всякий раз стараясь найти не только различия, но и неумолимые сходства между днем сегодняшним и временем прошедшим, за десять, сто лет до него. И сообразно этому подобрать нужный тон повествования. Будет оно лишено черт историчности, лишь сохранит ее канву, или строго учтет все известные нюансы того времени.

Все начинается с Первой мировой – наша литература старательно обходила ее стороной, вписывая в Гражданскую, будто это одна война, растянувшаяся почти на десятилетие. Отчасти так и было, ведь для России война с центральноевропейскими державами плавно переросла в бойню внутри самой страны, а все те страны, что воевали за или против нашей державы, посылали помощь одной из официально признанных сторон конфликта, – «красным» или «белым». И не считая возможным поминать «зеленых», анархистов, националистов и иных народных ополчений, с которыми не менее активно воевали первостепенные стороны гражданской, в том числе. Добровольцев в те времена было так же много у каждого из противников и сражались они каждый за свои принципы, будь то сторонники белого движения или интернационала. Видно, еще поэтому мне просто необходимо стало описать и этих сторонников и гражданскую. Правда, перенес я ее в дни испанской войны, в тридцатые.

Я давно задавался вопросом, что же может делать человек, когда все потеряно, даже, надежда. Как он способен воевать, что в его душе будит желание сопротивляться победителю, пусть еще не официально признанному, но очевидному. Ведь не страх за собственную жизнь, которая для него тоже потеряна. Что-то иное, иного порядка думы движут им в такие часы и дни.

Я постарался ответить себе на этот вопрос. А затем и на другой – на который до меня пытались ответить сотрудники британской разведки, отправляя диверсантов в тыл Рейха с целью уничтожения Гитлера. Может ли нация воевать без своего вождя, или убийство его породит лишь новую, куда более мощную волну сопротивления? Операция «Фоксли» должна была дать ответ на этот вопрос. Но ее остановили в последний момент, когда агенты уже оказались на немецкой земле. И я попытался воспроизвести ее и сам для себя разрешить давний спор.

И наконец, последний вопрос. Возможно ли повторение чумы прошлого сегодня? В той же Европе, издавна, задолго до прихода что дуче, что фюрера, что каудильо к власти, считавшей себя братской семьей народов, неспособных пойти войной друг на друга. В сущности, на этом основывался сам миропорядок еще с середины девятнадцатого века, установившейся после изматывающей Тридцатилетней войны. Казалось, больше войн Европа не потерпит. Где-нибудь на периферии, да, но в самом центре, среди самых развитых и уважающих друг друга государств?

Тот же вопрос воскрес совсем недавно – когда Каталония проводила очередной плебисцит о независимости. А королевская Испания готовилась к нему, как к последнему бою. До настоящего времени каталонский вопрос не решен, он, как и прежде, год, век назад, подвис в воздухе, ожидая своего разрешения. Но каковым оно будет? Сумеют ли высокие договаривающиеся стороны сойтись и решить дело миром? Или все кончится так, как кончалось всегда в таких случаях, последний раз для Европы – в Боснии, в середине девяностых, совсем недавно. И кто скажет, что подобное невозможно сейчас? Пожалуй, только самый отъявленный оптимист. Мир, даже нынешний, слишком хрупок и ненадежен, чтоб на него можно было положиться как на нечто фундаментальное, краеугольное – несмотря на Всеобщую декларацию и все прочие хартии и законы, установленные давным-давно, но вспоминаемые лишь в случае большой беды. О которой если и думали, то надеялись, что она пройдет стороной.

Читать дальше