Вадим Сухачевский - Экс-доцент

Вот они! «Палка», «камень», «веревка»… Что, если эти три слова отец тоже тогда, перед самой смертью, произнес, но он, Юрий, в тот миг их просто‑напросто недослышал? Теперь, однако, он был уверен, что именно это, причем в такой точно последовательности, отец тогда и проговорил: «Палка – камень – веревка – трава – страдание…»

Зачем‑то он машинально перевел их на немецкий. Получилось: «Stock», «Stein», «Strick», «Gras», «Grein». Вдруг осенило: да ведь вот же что, конечно, обозначают эти пять букв на водяных знаках, эти S. S. S. G. G.! Но только вот что2 же, черт побери, могло прятаться за всем этим?!

По природной рассеянности не заметил, что камергерша Головчинская просочилась в комнату:

– Юрочка, что‑то случилось?

– Тут какая‑то ошибка, – растерянно сказал он. – Меня, вероятно, приняли за кого‑то другого.

Убедительно врать так и не научился к своим тридцати трем годам, камергерская вдова сразу распознала его ложь. Теперь в глазах ее появился страх:

– За другого?.. Но этот криволицый человек, который принес пакет, сказал, что когда‑то хорошо знал вашего отца. Юрий, если можете, скажите, что происходит? Ради бога, скажите мне, это очень опасно?

Он пробормотал:

– Не думаю… впрочем… впрочем, я разберусь… чепуха какая‑то… может, чей‑то дурацкий розыгрыш…

Вся эта нелепица испугала ее еще более:

– Розыгрыш?.. А деньги? Тоже для розыгрыша?

Чтобы не врать дальше, он торопливо произнес:

– Я все выясню, Мария Сигизмундовна, думаю, я очень скоро все выясню… Простите, мне надо бежать, я сегодня – в ночную смену (что было чистой правдой). Не волнуйтесь. До завтра… – И чтобы не плутаться еще в каких‑то натужных объяснениях, метнулся на выход.

В спину ему неслось:

– А дверь запереть?! Ну нельзя же быть таким рассеянным!..

Но ему было не до того. Наверно, еще в тот миг, когда сбегал вниз по лестнице, пришла в голову эта мысль, потому утром, по окончании смены, она, эта мысль, казалась Васильцеву до удивления простой. И следующим утром, вышагивая по морозным улицам Москвы, он думал: отчего такая очевидная мысль в первый же миг не посетила его? Если, как написал загадочный Г.Т.Д., этот самый Тайный Суд действительно овеян столь древними традициями, то не мог же он не оставить в истории никакой памяти о себе.

Всего‑то надо было просто хорошенько поискать!

Встреча

– «Heimliche Gericht. Geheimsaches» 3 3 «Тайный Суд. Секретные документы» (нем.). , – по слогам прочла библиотекарша в бланке его заказа. И тут же озадачила вопросом: – А спецдопуск у вас есть?

Смотрела на него пристально, отчего Васильцев сразу смутился – не столько из‑за отсутствия этого спецдопуска, сколько оттого, что, занятый другими мыслями, явился в библиотеку в спецовке, которую уже привык носить под ватником, да и очки эти, у которых одна дужка была сотворена из проволоки взамен сломавшейся, давно следовало бы заменить – похоже, начал уже забывать, что, кроме его кочегарки, существует еще какой‑то мир.

– Что, разве нужен какой‑то допуск? – несколько робея, спросил он. – Книга значится в общем каталоге.

– Значит, недоглядели, – сказала девушка. – Кто‑то прошляпил – а мне отвечать? Слава богу, я немецкий в техникуме учила. Думаете, не поняла? «Тайный», «секретные». Если секретные – значит, спецдопуск нужен!

– Так секреты же столетней давности! – попытался объяснить он. – Посмотрите на год издания! Тысяча восемьсот…

– Мало ли! – отрезала библиотекарша. – Без допуска не выдам… Отойдите, не задерживайте очередь!

Васильцев уже хотел было попытать счастья у другого окошка выдачи, когда к нему приблизился какой‑то лет шестидесяти гражданин – в хорошем костюме, с окладистой бородой. Еще в очереди Юрий обратил на него внимание – тот стоял позади и прислушивался к его разговору с бдительной девушкой. Тогда он принял этого гражданина за иностранца, и причиной тому был не столько его костюм, явно не москвошвеевской работы, не столько массивный золотой перстень‑печатка на пальце, сколько нечто неуловимое, присутствовавшее в его глазах.

А точнее, как раз напротив: то, что в его глазах начисто отсутствовало. Страха, вот чего не было в его глазах! Того затаенного страха, по которому в нынешнее время без труда можно было отличить любого соотечественника. И когда, услышав, что некто не имеющий спецдопуска хочет получить книгу про что‑то секретное, все стоявшие в очереди тотчас отвели глаза в сторону, сей гражданин (впрочем, Юрий сразу про себя окрестил его господином) один‑единственный с любопытством наблюдал за этой сценкой. Умные глаза его смотрели немного насмешливо.