Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

– Ты залезал к нему в голову? – Стараюсь, чтобы голос звучал спокойно. – К Вану Глински?

– Да. Приходилось.

– И что там? Есть планы подорвать наш уютный домик?

– Не думай о нем хуже, чем он есть.

Я уже слышала нечто подобное. Ах да, Кики… Может, он и неплохой. Не трус. Хороший военный, у него есть мозги. Но почему тогда все, что я вижу вокруг него, это битвы машущих хвостами сторонников вроде Дэрила и придушенной оппозиции? Долго еще Гамильтон сможет сопротивляться? В едь я не знаю ничего о предыдущем руководителе партии, который пятнадцать лет занимал этот пост. Когда он начинал, я была маленькой. Может… этот прошлый тоже вначале сражался, а потом просто махнул рукой…

– Нет, Эшри. – Голос Джона обрывает мои размышления. – Артур Гамильтон был личностью другого склада. Он сразу понял, что Глински ему не по зубам. Прости, но ты думала очень громко.

– То есть Артур Гамильтон…

Некберранец просто кивает:

– Глински действительно опасен.

– А сколько лет этот «опасный» и «не такой плохой» человек уже на посту?

– Насколько я знаю, не меньше тридцати.

Джон сворачивает на узкую проселочную дорогу. Мы едем мимо Южного кладбища – его ограда покосилась, кресты и памятники на фоне метели выглядят какими-то особенно огромными и тяжелыми. Я спешно отворачиваюсь – боюсь могил.

– А тебя не настораживает, что он выглядит довольно свеженьким?

Айрин неожиданно усмехается:

– А наш мэр? Он тоже неплохо сохранился.

– И хорошо, что сохранился, ведь лучше него…

– Никто не справится с Городом, – заканчивает Айрин. – А кто лучше Глински справится с его работой?

– Чем он там занимается, я не знаю и знать…

Отняв одну руку от руля, Джон загибает пальцы:

– Например, он построил приют, в котором ты выросла. До этого хорошо обустроенных домов для детей вообще не было, законопроект «О беспризорниках» разрабатывал он. Он расширил гарнизоны. Подписал документы на наше снабжение: хоть мы принадлежим «свободным», но у них не хватает денег. Его люди выводят заблудившихся из Коридора и отслеживают все происходящее на границах. И…

– Окей. Господин Бэрроу держит его не просто так. Но раз уж он такой крутой, бывший военный, самый авторитетный тип среди солдат, то как же его задача защищать людей? Если ты не заметил, вчера он справился с ней не очень хорошо.

Глаза Джона опять мерцают алым. Он разозлился? Может, и не зря нас с ним почти не ставят в боевые двойки…

– Глински не обязан расплачиваться за нерасторопность министров. За то, что оружие медленно разрабатывают. За то, что солдат перестали нормально тренировать. И ты кое-что перепутала, Эшри. Защищать людей – наша работа. И мы тоже с ней вчера не справились.

Его голос звучит спокойно. Хотя лучше бы он был раздражен или даже зол. Не было бы так погано это слышать.

– Джон…

К горлу подкатывает комок. Наверно, стоит что-то ответить, но я не могу; впрочем, я никогда не могла огрызаться на Джона. Сжавшись на сидении и не глядя на замелькавшие за окном постройки, я потерянно бормочу:

– Мы делали, что могли.

– Он тоже. Иначе его солдаты открыли бы огонь до вашего прихода.

– Но…

Впереди появляется огромный силуэт дома с ярко освещенными окнами. Распахиваются сами собой тяжелые кованые ворота. Я успеваю прочесть витые буквы на английском языке.

«Солнечная сторона».

– Приехали. – Джон останавливает машину. – Вылезай, Эш.

До моих ушей доносится звон маленьких колокольчиков, подвешенных над крыльцом. Анна ждет, стоя на верхней ступеньке. В руках она держит керосиновую лампу, в которой теплится золотистый огонек. Анна улыбается, сбегает с крыльца и одной рукой обнимает брата, кладет голову ему на плечо. Я слышу, как она что-то говорит на непонятном мне языке, а Джон отвечает. Потом он смотрит на меня и говорит уже нормально:

– Помнишь Эшри?

– Да, конечно! – Анна подходит ко мне. – Ваш рыжий огонек…

Она улыбается еще шире, окидывая меня с головы до ног критическим взглядом:

– Хорошо выглядишь.

Голос у нее грудной и такой же глуховатый, как у Джона. В нем всегда звучат эти мягкие успокаивающие нотки. Я по-прежнему думаю обо всем, что сказал Айрин, и поэтому, наверное, вид у меня хмурый.

– Замерзла? И дем в дом. Джон, затащишь огородную штуку в амбар?

– Есть, моя госпожа. – Он улыбается, изображая поклон.

Надо же, только мы пересекли границу фермы, как в нем будто что-то изменилось. Он стал еще спокойнее и… неужели хотя бы иногда он шутит? Определенно, последние дни богаты открытиями.