Елена Ершова - Град огненный

Вместе со мной в приемную доктора проникает сырость и запах мокрой одежды. Доктор с непроизносимым именем всплескивает руками:

– Что с вами, голубчик? Да вы никак насквозь!

– Пустяки, – говорю я и сажусь на диван прежде, чем доктор успевает предложить стул. Он расстроено смотрит, как по обшивке дивана расплываются влажные пятна.

– Я включу камин, – вздыхает он. – Как ваше самочувствие сегодня?

– Отвратное. Здесь хуже, чем в Даре.

– Отчего же? – доктор садится напротив, участливо смотрит сквозь поблескивающие стекла очков.

По карнизу мерно барабанит дождь. От камина разливается тепло, и мягкий приглушенный свет успокаивает, дает ощущение расслабленности, притупляет бдительность. Встряхиваю головой, отгоняя слабость, приглаживаю ладонью мокрые волосы.

– Слишком много грязи и фальши.

– Так-так, – говорит доктор и слегка наклоняется вперед, сцепляя пальцы в замок. – Давно ли вы пришли к такому заключению, друг мой?

– Три года назад. Когда впервые прибыл в Дербенд. Тогда я все еще надеялся…

– А теперь?

Усмехаюсь:

– Теперь я хорошо изучил людей. Они не лучше васпов. Только прикрывают свое уродство маской добродетели. Все эти разговоры о душе. О чувствах. О дружбе. О помощи. Все это иллюзия. Обман. Фальшь.

– А в Даре разве не было фальши? – спрашивает доктор.

Я много думал и над этим. Чем вообще была наша жизнь? Выживанием. Насилием ради насилия. Войной ради войны.

– В Даре был Устав, – отвечаю сухо. – И была Королева. Если ты нарушал Устав – тебя наказывали. Если ты верно служил Королеве – тебя повышали. Если ты хотел есть – ты ел. Если хотел взять женщину – брал. И если хотел убить человека – убивал его.

– Весьма упрощенно, не находите?

– Зато честно. В вашем мире те, кто имеет власть и деньги, тоже берут, что хотят, и убивают, если надо. А все остальные рассуждают о добродетели. Но на деле просто завидуют могуществу и силе. Все ваши разговоры – ложь и манипуляция.

Я пытливо смотрю на него. Лицо доктора спокойно, но сцепленные в замок пальцы нервно подрагивают, на лбу выступает испарина: выпущенная мной пуля попала в цель. И теперь эмоциональная волна переполняет доктора, как кровь наполняет рану.

– Теперь понимаю, почему васпы выбрали вас лидером, – наконец произносит он. – Вы умеете произнести зажигательную речь. Но вы не первый, кто говорит такие слова, голубчик. Мне приходилось работать с разочарованными в жизни циниками и с уставшими пессимистами.

– С васпами?

А про себя задаю другой вопрос: «С Полом?»

– С людьми, с васпами, – доктор пожимает плечами. – Разница действительно не так велика, как хотели бы показать ваши оппоненты. Или как хотелось бы вам самим. Вы любопытно рассуждаете о душе и чувствах.

– Говорят, проще всего рассуждать именно о том, о чем не имеешь представления.

– О, здесь вы не правы! – восклицает доктор. – В вас, голубчик, есть и то, и другое. Сейчас вы продемонстрировали это очень хорошо, а я всегда говорил, что васпы способны испытывать высшие эмоции. Ведь именно они соотносятся с понятием души. Мне всегда хотелось увидеть ее – душу васпы.

Отодвигаюсь подальше, увеличивая дистанцию. Этот разговор начинает заходить слишком далеко. Слова доктора коробят, от его проницательного взгляда хочется скрыться. И я кошусь по сторонам, выискивая пути к отступлению, а вслух произношу:

– Вы такой же экс-пе-риментатор, доктор, как и сторонники Си-Вай. Мы для вас – подопытные хомячки.

Думаю, что мои слова рассердят доктора, но он смеется и всплескивает руками:

– Что вы, дружочек! Просто у меня большая практика. И поверьте, я с не меньшим пристрастием ищу души у людей! Только вот незадача – не всегда нахожу.

– И что тогда?

– Тогда мы начинаем растить их заново. Поверьте, это больно и тяжело – растить души. Не менее тяжело и больно, чем выправлять сломанные и залечивать ампутированные. Но результат стоит того, чтобы попробовать.

Мы замолкаем. Я слушаю ливень за окном. Доктор смотрит на меня, но не пристально, а из-под полуопущенных век. Он выжидает, дает время на раздумья. Его пуля тоже достигает цели, но эта пуля не разрывная, скорее – капсула с ядом. Скоро оболочка истончится, растворится в организме, и яд начнет действовать.

– Допустим, – произношу я. – Но раз вы такой садовник душ. Скажите. Как можно вырастить что-то на пепелище? Если отняли все. Родных. Дом. Саму жизнь. Я знаю, о чем говорю. Я лишился всего этого. А потом отнимал у людей. Я помню взгляд одного парня, – делаю паузу, вспоминая откровения Пола, с сожалением качаю головой. – Я при нем зарезал его жену. А потом убил его самого. Вы никогда не узнаете, господин доктор, как это – смотреть в глаза своей жертвы и видеть в них ненависть.