Владимир Моргунов - Она опять мяукала

– Нет, конечно, – ухмыльнулся Коренев. – Это я по смыслу скорее записал. У него, у Алевтинова этого, с образностью речи не шибко хорошо дела обстояли.

– Ну да, что со слабоумного взять… А вот твоя запись с его слов дальше: «И тогда я схватил ее за горло обеими руками и сдавил горло. Она не могла кричать. Я не хотел ее задушить до смерти, просто не давал ей кричать. Потом я обнаружил, что она вся как-то обмякла и уже не сопротивляется». Шедевр, шедевр! У тебя, Валера, явно наличествуют литературные способности. Но из этого вот шедеврального фрагмента текста лично мне становится ясным, как дважды два, что смерть жертвы наступила от удушения.

– Правильно, – кивнул Коренев. – И в заключении судмедэксперта так написано.

– А как же быть со смещенными – а точнее говоря, сломанными – шейными позвонками? – ехидно вопросил Меньков.

Коренев и тут не замешкался с ответом:

– Он мог ее толкнуть, и она ударилась головой о стену кабины лифта. Вот так, правой рукой слева в голову толкает. Она летит и бьется правой стороной головы о стену, и шейные позвонки ломаются или смещаются – как в заключении написано.

– Валера, ты себя самого со стороны не слышишь? Я ведь ты явную отсебятину несешь. Если «она вся как-то обмякла», как записано тобой со слов несчастного олигофрена Алевтинова, то как он мог толкнуть труп – уже труп! – именно в голову?! Как мог труп удариться о стену кабины именно головой?! И как быть с заключением судмедэксперта относительно того, что «потерпевшей мог быть нанесен удар справа в область шеи»?

– Честно говоря, не знаю, – признался Коренев, – как быть с этим заключением судмедэксперта.

– Охотно верю, – кивнул Меньков. – А скажи мне, Валера, показался ли тебе этот Алевтинов похожим на преступника – на маньяка конкретно?

– Вообще-то не показался, – вздохнул Коренев. – Но ведь у него заболевание какое?

– Да, я видел в документах – синдром какой-то.

– Синдром Клайн-фел-те-ра, – отчеканил Коренев, и в его голосе почти что торжество звучало – уж не оттого ли, что такое слово смог запомнить. – А этот синдром, между прочим означает наличие лишней хромосомы игрек, «хромосомы преступления». Так вот, в Соединенных Штатах – в Чикаго, если совсем точно – лет сорок с лишним назад один хмырь убил восьмерых медсестер. Одну из них изнасиловал. А перед тем, как эти действия сотворить, он зашел в студенческую общагу и говорит: «Я, девушки, ничего плохого вам не сделаю, но мне деньги на билет куда-то там нужны». Там, в комнате, девять девушек находилось. Одной удалось спрятаться под кроватью. Она-то все и рассказала. А этот хмырь после всего, что натворил в общаге, пошел в кабак – бухать на полсотни долларов, которые он у своих жертв отобрал. Ну, что с него взять, – Валера покрутил пальцем у виска, – у него же синдром Клайнфелтера обнаружили.

– И ты решил, что Алевтинов очень похож на чикагского маньяка? – вопрос Менькова прозвучал почти грустно.

– Я же не сказал такого. По лицу ничего не скажешь – туповатое, в общем, лицо. Но ведь у него, у Алевтинова, все внешние признаки этого синдрома – рост высокий, толстый он, ручищи крупные…

Меньков изучал лицо Савичева – уделяя этому процессу немного больше времени, чем требовалось следователю прокуратуры для того, чтобы разглядеть свидетеля.

– Вы хотите спросить меня, не проходил ли я когда-либо курс лечения в «психушке»? – на лице Савичева, словно вырезанном из куска давно засохшего и очень прочного дерева, ни тени иронии или насмешки.

«Ты нехилый психолог, – Меньков не спешил с ответом. – Но пошлой похвалы насчет чтения мыслей ты уж точно не дождешься».

– Нет, такого дурацкого вопроса я задавать не собираюсь, – Меньков изобразил нечто, вроде вежливой усмешки. – Даже зная некоторые не совсем простые моменты вашей биографии.

– Так я ведь вовсе не «афганский» или «чеченский синдром» имел в виду, – губы Савичева опять раздвинулись, изображая улыбку. – Я имел в виду тот факт, что человек с нормальной психикой никогда не стал бы свидетельствовать по такому делу. Вот именно об этом вы и подумали.

– Откуда вам знать, о чем я подумал, – неопределенно проворчал Меньков. – Значит, вчера утром вы увидели сообщение в интернете, а днем пришли с заявлением в прокуратуру?

– Так точно.

– А когда вы наблюдали это… избиение?

– Первого сентября. Восемь дней назад, – спокойно ответил Савичев.

Его руки лежали на столе. Длинные пальцы не выглядели толстыми, а ладони – широкими. В общем, руки эти не могли принадлежать работяге, по целым дням орудующему лопатой или кувалдой. Но эти сильные – наверняка даже очень сильные – руки принадлежали крепкому, прекрасно физически подготовленному человеку. Уж об этом Меньков мог судить – больше половины жизни по спортзалам прошатался, занимался боксом и дзюдо. Сейчас, в свои тридцать семь, старший следователь еще старался поддерживать форму, пару вечеров в неделю уделяя занятиям рукопашному бою.