Джеймс Уилсон - Игра с тенью

Я шла за ним, охваченная растущей тревогой, поскольку с каждым новым шагом — то из-за призрачного следа сундука, оставшегося на выцветших обоях, то из-за одинокого крюка, на котором некогда висела картина, — с каждым мгновением становилось яснее, что дом совершенно пуст, и мы в нем одни. А когда мы достигли самого верха и я узрела прямо перед собой простую узкую дверь с задвижками и висячим замком, моя тревога переросла в настоящий страх. Внезапно — как я ни пыталась с собой бороться — мне припомнилась история Синей Бороды. Вовсе не ожидая увидеть за дверью трупы убитых жен, я все-таки не могла не задуматься о том, почему он меня сюда привел, и осознала: если Хейст вознамерится причинить мне вред, я не смогу ни защититься, ни позвать на помощь. Однако было очевидно, что пытаться уйти бессмысленно. Если Хейст задумал неладное, он поймает меня прежде, чем я убегу; но если все это напрасная тревога, я упущу единственный шанс узнать о Тернере нечто новое. Кроме того, поведение самого Хейста успокаивало меня. Будь у меня серьезные основания опасаться, он мог заметить мою тревогу и попытался бы ее рассеять; а он тем временем рассеянно извлек из кармана ключ, отпер дверь и распахнул ее, почти не замечая моего присутствия и предоставив меня собственным мыслям.

Мы вошли в длинную комнату с низким потолком, непритязательно-простую, как большинство чердачных помещений, но все же не лишенную некоторого комфорта. Скудный огонь за скромной каминной решеткой немного согревал воздух, а красивый старинный стул перед камином, казалось, был неким оазисом в пустыне окружающей нищеты и тягот. Были здесь и книги, почти все — с истрескавшимися переплетами и выцветшим золоченым тиснением. Среди сотни малознакомых названий я заметила издания пьес Шекспира, «Энеиду», вордсвортовского «Возничего»; все они были втиснуты в миниатюрный книжный шкаф, искусно устроенный под низким скошенным потолком.

— Некто сообщил, что вы хотите прочитать отцовский дневник, — сказал мистер Хейст, уставившись в окно мансарды.

— Некто! Вы имеете в виду сэра Чарльза Истлейка? Он не ответил, но взял из коробки подле очага нечто напоминающее отломанную ножку стула, положил ее на угли и наклонился, пытаясь раздуть огонь. Он не предложил мне сесть, и поэтому, не зная, что сказать или сделать, я ждала у дверей и осматривалась вокруг. Несмотря на очевидную бедность и пустоту, в комнате ощущалось стремление к опрятности и уюту, и благодаря этому она не выглядела совсем уж убого. Матрас, служивший кроватью, скрывался под чистой белой накидкой, а стопки бумаг на полу и на маленьком столе лежали в определенном порядке — хотя я и не понимала, в каком. Единственной деталью, выбивающейся из общей картины, было огромное полотно без рамы, пристроенное на дальней стене комнаты под странным углом (слишком большое, оно не помещалось на плоскости стены). Казалось, оно принадлежит иному миропорядку и было вовсе не к месту в этой жалкой комнате, будто великан, попавший в лачугу. Картина изображала короля Лира на пустоши, с воздетыми руками и мокрой от ливня бородой, бредущего средь бури, под расколовшей небеса молнией.

Я ощутила на себе взгляд мистера Хейста.

— Это работа вашего отца? — спросила я.

Он кивнул:

— Все, что мне оставили судебные приставы. Я укрыл ее здесь, встал на верхнюю площадку лестницы, вооружившись кочергой, и сообщил: если они попытаются войти, то мало им не покажется. Я отогнал их, жалких слабаков, но не могу утверждать, что они не попытаются вернуться.

Так вот зачем здесь висячий замок, подумала я: Хейст всегда его запирает, прежде чем спуститься к посетителю. Меня охватила волна облегчения и странноватой признательности картине, столь замечательно разъяснившей мне ситуацию. Внезапно я почувствовала, что готова счесть это полотно шедевром, но взглянула на него снова и не справилась с разочарованием. Что-то с картиной было определенно не так: возможно, из-за странности ее расположения.

— Она производит сильное впечатление, — произнесла я.

Если Хейст и расслышал нотки колебания в моем голосе, то предпочел их не заметить.

— Мой отец был гением, — сказал он. — Но быть гением в Англии, конечно же, недостаточно.

— Неужели?

Он потряс головой.

— Если ты хочешь преуспеть, ты должен уметь и пресмыкаться, и подлизываться, и держать язык за зубами. Как тот самый человек.

— Какой человек? — переспросила я, мгновенно догадавшись: он говорит про сэра Чарльза. — Почему бы вам не назвать его по имени?