Джеймс Уилсон - Игра с тенью

— И они должны там оставаться, — продолжил мистер Хейст, — пока обстоятельства не изменятся к лучшему.

— А есть какая-то надежда? — спросила я, понимая, что ослабляю подобным вопросом собственную позицию, но будучи не в силах ожесточиться и продемонстрировать безразличие, как, возможно, поступил бы мужчина.

— Нет, если некоторые… продолжат свое дело, — сказал он с гримасой, напоминающей улыбку, правда, блеклую и натужную. Он махнул рукой на кипу бумаг на столе. — Но они не отнимут у меня надежды, как сумели отнять ее у отца.

— А что это такое? — спросила я.

— Новое начинание.

— Журнал?

Он кивнул.

— Они постараются заткнуть мне рот, как это бывало раньше. Но даже если они и преуспеют, то ненадолго. Я просто начну новое дело. А потом еще одно, если потребуется. И еще одно.

Помешательство это или героическая стойкость непонятого человека? Я не могла разобраться, но меня охватило ужасное любопытство, и хотя я опасалась спровоцировать поток беспочвенных жалоб и фантастических утверждений, все-таки решила, что необходимо узнать больше.

— А на какую тему вы пишете? — осведомилась я осторожно.

— О, моя тема! Моя тема всегда одна и та же, мисс Халкомб, — тупость, бесчестие и разврат. — Он издал короткий, лающий смешок, похожий не на выражение веселья, а на крик боли. — Видно, таково мое предназначение — бороться с пороком до конца дней моих.

Был он ненормальным или нет (упоминание сэра Чарльза Истлейка в числе своих «тупых» и «развращенных» врагов определенно свидетельствовало о помешательстве), я не могла не восхититься его отвагой и решимостью перед лицом несчастья и не посочувствовать его горестям.

— Прекрасно, — сказала я, улыбаясь как можно любе шее — Я принимаю ваши условия.

Его лицо мгновенно утратило напряженность, и на нем появилось совсем иное выражение — облегчения и триумфа.

— Где дневник? — спросила я.

Хейст указал на шесть томов разной толщины, разместившихся на верхней полке шкафа. Я прикинула, что на быстрый просмотр каждого из них, с сопутствующими записями, у меня уйдет день; и еще дня два-три я потрачу на выписки для Уолтера. Проявляя щедрость (и, сознаюсь, избегая стеснительной необходимости просить сдачи), я достала из кошелька соверен и протянула Хейсту.

— Вот, — произнесла я. — Забираю дневники на десять дней.

— Забираете?! — возопил он, внезапно обретая прежнюю решительность. — Вы не можете забрать их, мисс Халкомб. Вы должны читать их здесь.

Это было возмутительно, ни с чем не сообразно, невозможно; и все-таки я знала, что сама спровоцировала Хейста, проявив доброжелательность и тем самым поощрив дальнейший натиск. Несмотря на всю мою неуверенность и нежелание, настало время проявить твердость.

— Нет, — ответила я. — Где я буду заниматься?

— Я найду для вас стул, стол и поставлю их внизу.

— У вас слишком мало мебели даже для себя, — заметила я. — А если, — я расхохоталась, демонстрируя мнимую осведомленность, — если появятся судебные приставы?

Он затряс головой и собрался возразить; но прежде чем он заговорил, я продолжила:

— А кроме того, как вы намереваетесь отапливать комнату?

— Я куплю уголь. Вы должны добавить мне денег на уголь, — ответил он; однако угрожающие нотки, звучавшие в его голосе, уже сменились униженно-просительными и готовы были в любой момент превратиться в отчаянно-молящие.

— Мистер Хейст, — сказала я, — я не собираюсь работать в этом доме. Сегодня я пришла сюда с добрыми намерениями и предложила вам условия, которые считаю справедливыми. Боюсь, вы должны согласиться или отказаться от сотрудничества.

— Это все, что я имею! — воскликнул он жалобно, сдернув с руки носовой платок и в тревоге накручивая его на указательные пальцы. Как я успела заметить, тыльную сторону его ладони покрывали подживающие царапины, будто он ободрал ее о кирпич.

— Но что вас так беспокоит? — спросила я. — Вы считаете, что это происки сэра Чарльза, который хочет завладеть дневниками вашего отца и уничтожить их?

Он не смог удержаться от судорожного вздоха, словно его внезапно ударили, из чего я заключила, что моя загадка верна.

— Если бы намерения сэра Чарльза действительно были таковы, — заговорила я снова, — и он готовился бы к бесчестным действиям — хотя, уверяю вас, это не так, — неужели он не нашел бы лучшего выхода, чем прислать к вам меня?

Не находя слов, он молча смотрел на меня.

— Если вы их мне доверите, я обещаю не спускать с них глаз; но если вам этого недостаточно, мне придется уйти с пустыми руками.