Джеймс Уилсон - Игра с тенью

Мы, конечно, не могли далеко уплыть от безобразия современного мира: оно напоминало о себе беспрерывным движением на реке, обломком коробки из-под сигар, бившимся о борт лодки, рядами угрюмых домишек, тянувшихся по северному берегу. Но мне кажется, что в те часы они перестали быть основной реальностью. Мы плыли, будто зачарованные, убаюканные ритмичным поскрипыванием весел, наслаждаясь видом безумных сплетений корней или готическими руинами старого гнезда лысухи, молча, думая каждый о своем, и внешне эти мысли выражались только задумчивыми улыбками на наших лицах. Кажется, я даже задремала, хотя и не знаю, надолго ли; я смотрела, как мистер Беннетт с восторгом погрузил руку в воду за бортом — словно, водя пальцами по воде, он мог чувствовать цвета, которых не видел. Вдруг мы резко остановились, Уолтер закрепил лодку у нависшей скалы, а миссис Беннетт открыла корзинку со словами:

— Надеюсь, вы любите холодный пирог с телятиной, мисс Халкомб?

— Да, — ответила я. — Да, конечно.

Она достала белую скатерть и постелила ее, все еще сложенную (расправить было негде) у наших ног.

— Я подобрала меню не просто так, мистер Хартрайт, — сказала она. — Вы не можете пойти на пикник с Тернером, но вы хотя бы узнаете, каково это было на вкус. Пироп — Она начала вынимать блюда, одновременно называя их. — Говядина. Курятина. Салат, срезанный сегодня утром, поверите ли, в нашем собственном парнике. Хлеб. Клюквенный пирог. Тогда был земляничный, конечно, но сейчас, увы, уже осень.

На этих словах в ее голосе послышались серьезность и грусть, которых я раньше не замечала, и мне показалось, что она думает: «Не только осень года, но и осень жизни».

— Клюкву я тоже люблю, — сказал Уолтер.

Она не ответила, лишь покачала головой; поняв, что он не развеет ее меланхолию шутливым тоном, он подошел к делу по-другому и попытался отвлечь ее прямым вопросом:

— Как вы познакомились с Тернером?

— О, его дядя был мясником в Нью-Брентфорде, — сказала она, и я сразу поняла, что эта тема была близка ее сердцу, потому что голос ее оживился и стал легким, — мистер Маршалл. — Она покачала головой и улыбнулась. — Я все еще помню его. Тернер жил у него ребенком, кажется, и потом продолжал его навещать. Мы жили неподалеку, мой отец был священник, — тут она улыбнулась и кивнула мистеру Беннетту, который таинственным образом почувствовал это (а может, он просто предвидел ее следующие слова) и тоже кивнул, — как мой муж, и неплохой живописец-любитель. Он встретил Тернера как-то раз, когда они оба рисовали у реки, и сразу увидел, что тот был гений, но друзей ему не хватало.

— Это потому, что он был беден? — спросил Уолтер.

— Ну, — она колебалась, — я не знаю, насколько он был беден. Кажется, да. Он и в те времена был довольно удачлив. Но…

— Простите, — сказал Уолтер, — когда все это происходило?

— О, точно я не помню. где-то в середине или в конце девяностых, кажется.

Уолтер ободряюще кивнул, достал из кармана записную книжку и начал писать.

— Значит, Тернер был еще молод?

— Да. Едва за двадцать, если не ошибаюсь. Но он уже выставлялся в Королевской академии. Всего лишь акварели, но все же… И еще он работал на доктора Монро, и…

Она улыбнулась внезапному воспоминанию и остановилась, стараясь поймать его прежде, чем оно ускользнуло в бездну.

— Помню, он мне как-то сказал, — продолжала она, — что у доктора была большая коллекция картин, и он платил Тернеру и Томасу Гертену по три шиллинга шесть пенсов и по миске устриц за вечер, чтобы они снимали с них копии.

Я рассмеялась.

— Простите за невежество, но кто такой Томас Гертен?

— Ты бы про него слышала, если бы он прожил подольше, — немедленно отозвался Уолтер, не отрывая глаз от миссис Беннет. — Тоже молодой художник, как говорили, не менее талантливый, чем Тернер. А вот кто такой доктор Монро?

— О, это был знаменитый специалист по сумасшедшим, — сказала миссис Беннетт с оттенком гордости в голосе, будто профессиональный статус Монро каким-то образом улучшал репутацию Тернера. — Он помогал лечить покойного короля.

Я невольно улыбнулся: после того покойного короля, которому требовался специалист по сумасшедшим, сменилось еще два. Странный процесс окаменения, который навсегда задержал ее представления о моде на уровне тысяча восемьсот тридцатого года, явно оказал то же влияние на ее знание истории.

— И он уже тогда много путешествовал, — продолжила она.

— Где путешествовал?