Джеймс Уилсон - Игра с тенью

— Нэнси, — сказал Уайтекер уже мягче, — это мой кузен из Лондона, мистер… мистер…

Признаюсь, на мгновение я растерялся; если Нэнси, что было очевидно, участвовала в заговоре, почему не представить меня моим собственным именем? Но я почти сразу нашел ответ: он все с тем же похвальным благоразумием старался защитить и ее, и нас. Если нас обнаружат, так будет меньше шансов, что она нас выдаст. И сама она не так провинится, если окажется, что она не знала, кто я такой, а просто помогала развлекать заезжего родственника Уайтекера.

— Дженкинсон, — сказал я, и если бы ты меня слышала, наверняка сказала бы: «Вот человек, рожденный в Ковент-Гардене, но добившийся успеха».

— Здравствуйте, мистер Дженкинсон!

Она была молоденькая, лет пятнадцати-шестнадцати, смуглая, как цыганка, и с тонкими четкими чертами лица. Руку мне она пожала со скромной учтивостью, которая заставила меня подумать, что ей хотелось мне понравиться — возможно, произвести впечатление подходящей жены для моего предполагаемого кузена.

— Давайте посмотрим, — сказал Уайтекер.

Нэнси присела, достала из-под фартука старый клеенчатый мешочек и положила его в круг света на полу.

— Он это маме моей подарил, — сказала она, вытащив завернутый в бумагу плоский предмет и начиная его разворачивать.

— Тернер? — спросил я.

Я не знаю, ответила она или нет, потому что в этот момент я увидел у нее под пальцами первое пятно знакомого жгучего красно-оранжевого цвета, потом темную полосу фона и яркую кнопку солнца, пылающего, как свежая рана, истекающего сиянием на разлинованное тучами небо.

— Ну, вот, — сказала она.

Взяв картину в руки, я увидел, что это небольшая акварель с видом парка, может быть, послужившая наброском для большого полотна маслом. Мазки были такие грубые и смазанные — иногда предмет был обозначен всего одной линией или пятнышком краски, — что трудно было что-то различить ясно, но я сумел опознать греческий храм, стадо оленей (просто россыпь точек) на склоне холма и что-то вроде пустого кресла в нижнем левом углу, очевидно, на террасе перед домом.

— Твоя мама хорошо его знала? — спросил я.

— Ну, она его часто видела, — сказала Нэнси. — Она здесь служанкой была, как я.

— И почему же он ей подарил эту картину? — спросил я с ухмылкой, от которой мне самому стало неловко.

— Я даже и не знаю, мистер Дженкинсон, — сказала она. — Мама об этом не рассказывала. А вы как думаете, почему?

Она смотрела мне прямо в глаза, слегка улыбаясь, но я заметил, что она краснеет.

Я почувствовал, что не могу дальше задавать вопросы, не выходя при этом из рамок персонажа, который я изображал; так что я усмехнулся, отдал ей картину и сказал с видом человека, ограниченное любопытство которого было вполне удовлетворено:

— Очень интересно, девочка. Спасибо.

Ты можешь подумать, что эта встреча мне мало что дала; но все же мой визит в Петуорт приобрел смысл, и у меня появилось ощущение — пока не могу сказать, верное или нет, — что я узнал нечто ценное о Тернере и понял его характер.

Я ушел бы совсем довольный, если бы не случай на обратном пути. Мы как раз снова вышли из тоннеля в служебное крыло, и я уже вздохнул с облегчением, как вдруг увидел, как ко мне приближается, направляясь к дому с полным подносом бокалов и кувшином, человек, встречи с которым я боялся больше всего, — лакей, провожавший меня сегодня утром к полковнику Уиндэму. Отворачиваться или прятать лицо в воротник смысла не было — он уже наблюдал за мной с озадаченным выражением лица и наверняка счел бы любое колебание или уклончивость признанием вины. Я понял, что единственный выход — заставить его усомниться в правоте его собственных глаз. Поэтому, когда он замедлил шаг и собрался нас задержать, я остановился, улыбнулся ему и сказал:

— А это кто, Пол?

— Мистер Бонд, — сказал Уайтекер. — Мистер Бонд, это мистер Дженкинсон, мой кузен из Лондона.

— Рад познакомиться, мистер Бонд, — сказал я. Я не предложил ему руку, потому что он все равно не мог ее взять, но уважительно кивнул. — Пол хороший мальчик, он часто пишет и всегда упоминает, как вы ему помогаете осваивать его обязанности.

Бонд не ответил, только внимательно посмотрел мне прямо в глаза, потом на Уайтекера и снова на меня. Наконец он спросил:

— А где вы остановились, мистер Дженкинсон?

Не успел я ответить, как Уайтекер — спеша, без сомнения, показать, что не нарушил правила, пригласив меня остановиться в доме, — ответил: