Джеймс Уилсон - Игра с тенью

Судя по моим ощущениям, следом за мной туда забрался только один из похитителей. Но, будучи совершенно беспомощным, я не справился бы и с одним человеком и поэтому заставил себя успокоиться и дождаться более подходящей возможности сбежать. Это оказалось непросто, ибо я был растерян и дезориентирован, а связанные руки мешали устроиться на сиденье удобнее, отчего я подскакивал на каждой выбоине и ухабе. Однако я решил не протестовать — и молчать, пока похититель не заговорит первым; поступив иначе, я лишился бы единственного своего оружия.

Он, полагаю, думал точно так же. Я неоднократно слышал, как он сдерживал дыхание или прищелкивал языком, словно собирался что-то сказать, но менял свое намерение и оставался безмолвным. Из чего я заключил: во-первых, он надеялся спровоцировать меня на нервный срыв, а во-вторых, нервы самого похитителя были далеко не в порядке, и это только укрепило мое решение не открывать рта.

Таким образом, у меня оказалось достаточно времени, дабы поразмышлять о том, кем он может быть и почему он проделал столь долгий путь, заманивая меня в ловушку. Самой естественной целью могло быть ограбление — но, без сомнения, и он, и его дружки с куда большей легкостью ограбили бы меня в маленьком дворике. Мне не приходило в голову, кто мог желать моей смерти, да и кэб казался для подобного намерения совершенно излишним. А не мог ли похититель принять меня за кого-то другого, подумалось мне? Тогда, если я прежде не успею сбежать, ошибка обнаружится в самом ближайшем времени.

Мы ехали, как я полагаю, около десяти минут, пока особенно сильный толчок не поверг меня на пол, в результате чего я ушиб лицо (поскольку не имел возможности прикрыть его руками) и повредил плечо. В этот момент мой компаньон окончательно лишился самообладания и закричал с заметным выговором кокни:

— О! Вы поранились, сэр?

Даже будучи ошеломленным и ушибленным, я ощутил прилив энергии, ибо моя воля победила его. Я не ответил, и мой спутник встревожился еще больше.

— Сюда, — пробормотал он, помогая мне устроиться на сиденье.

Руки его дрожали, а дыхание разило джином. Потом он приложил два пальца к моему горлу. Между ними ощущалось нечто твердое и острое.

— Это лезвие, — сказал он. — Вы понимаете?

Я кивнул. Возможно, мой капюшон помешал ему заметить кивок, ибо он легонько кольнул меня и повторил:

— Поняли?

— Да.

— Вот и ладно. А теперь я собираюсь развязать ваши руки и связать их снова впереди, а не за спиной, чтобы вы могли держаться прямо. Но без глупостей, а то, клянусь, я пырну вас вот этим, — последовал новый укол. — Поняли?

— Да.

Но, несмотря на браваду, его голос подрагивал, что свидетельствовало о неуверенности и едва не подвигло меня воспользоваться развязанными руками и попытаться одолеть его. Но потом я сообразил: он видит, а я нет; а в такой ситуации даже у выпившего трусоватого субъекта достанет сил пырнуть меня ножом, прежде чем я сумею освободиться из капюшона. Поэтому я решил выждать и без сопротивления позволил ему осуществить его намерение, что он и проделал с поразительной ловкостью, развязав на мгновение веревку и тут же снова ее связав — весьма уверенными движениями, которые, как мне показалось, выдавали в нем моряка, по крайней мере, бывшего моряка. Закончив, он уселся на свое место и сказал:

— Простите, сэр, но иначе мы бы не заставили вас повидать её.

Теперь его голос звучал совсем по-иному: печально, почти ласково.

— Повидать кого?

— Мою жену, сэр. Она хочет кое-что сообщить вам. И заходила к вам домой, но ее прогнали.

— Ко мне домой! — вскричал я, сообразив: именно сейчас можно доказать, что я — не тот, за кого меня принимают. — И где же находится мой дом?

— На Бромптон-гроув, сэр. Так она мне сказала.

Я пребывал в растерянности. Насколько я помнил, я никого не прогонял. И не представлял, какая женщина могла бы искать меня подобным образом. Проститутка, с которой я повстречался в Марстон-румс? Да, я грубо с ней простился — но предварительно заплатил, поэтому у нее не было причин жаловаться, если только ее не обуяла похоть, похожая на мою собственную. Впрочем, я тут же отмел такое предположение как абсурдное. И, кроме того, откуда она знала, где меня искать?

Потом я вспомнил ломбард на Мейден-лейн. Возможно, я случайно оставил какую-то записку с адресом в кармане своего пальто? Но зачем я ей понадобился? И почему она так долго выжидала?

В конце концов, не сумев отыскать правдоподобных объяснений и ощущая растущую тревогу, я спросил: