Джеймс Уилсон - Игра с тенью

— Наш Спаситель изгонял демонов, однако оставил своим покровительством тех, кого они одолевали.

— Извините, — произнесла я, — я не хотела вас расстроить.

Он снова содрогнулся и беззвучно заплакал.

— Поговорим о чем-нибудь другом, — предложила я. — О театре. О леди Мисден.

Он кивнул. Но потом, столь же внезапно, как и раньше, глаза мистера Пэдмора закрылись, а подбородок уперся в грудь. И тут же лицо его утратило возбужденное выражение, он замер, и, если бы не дыхание, можно было вообразить, что мистер Пэдмор уже пересек едва заметную границу, которая отделяла его от мертвых.

На сей раз я не пыталась его разбудить. Я повесила носовой платок на окно и ушла.

Возвращаясь в Кенсингтон, я всю дорогу спорила с собой. Ехать или не ехать? Было поздно — я устала — для одного дня я сделала достаточно. И все-таки любопытство возобладало. Уже перед самым поворотом на Бромптон-гроув я остановила кэб и попросила возницу направиться в Мейден-лейн.

Едва мы выехали на улицу, я раскаялась в своем решении. Начинался дождь, и колеса глухо постукивали по грудам опавших листьев, принесенных водой с рынка и наполняющих воздух — я ощущала это даже сквозь закрытые окна — гнилым зловонием. Ватаги детей с бессмысленными лицами глазели на нас. Двое пьяных средних лет, с унылыми и склизкими, будто устрицы, глазами, таращились со ступеней таверны «Сайдер Селлар». Сообразив, каким уязвимым окажется мое положение, если я выберусь наружу, я поспешно умерила свои амбиции и сказала себе: вполне достаточно поглядеть на обиталище цирюльника из кэба.

Но поскольку я знала от Уолтера, что лавочка уже не принадлежит парикмахеру, отыскать ее я могла, только угадав, какая из темных узеньких аллеек, расходящихся от улицы, по которой мы ехали, — Хэнд-корт. А это задача, несмотря на все мои старания, оказалась невыполнимой: некоторые аллейки были безымянными, а названия других, обозначенные на ветхих и покрытых сажей табличках, я не разглядела издалека. Тем не менее, когда мы достигли конца улицы, я попросила кэбмена развернуться и остановить кэб у ломбарда, который я успела заметить по дороге и который сочла достаточно безопасным для себя местом, где я получу необходимые разъяснения. Какими бы сомнительными ни могли показаться мои разыскания, я рассчитывала, что меня быстро поймут и я не привлеку излишнего внимания.

Едва я закрыла за собой дверь, как из глубины помещения появилась девочка лет тринадцати-четырнадцати. У нее были большие карие глаза и хорошенькое бледное личико, уже омраченное подозрениями и расчетами. Она смотрела на меня молча и без улыбки.

— Не могли бы вы, — произнесла я, — подсказать мне, где находится Хэнд-корт?

Она ткнула большим пальцем в низенькую арку на противоположной стороне улицы.

— Спасибо, — сказала я.

— Вы хотите повидать старую Дженни? — спросила она, когда я подошла к двери. — Я провожу вас за шесть пенсов.

— Нет, благодарю, — ответила я (ибо перспектива покинуть этот сумеречный мир и погрузиться в смердящую темноту Хэнд-корт наполняла меня ужасом). — Но вот вам шестипенсовик за беспокойство.

Девочка молча взяла монетку и проводила меня хмурым взглядом, словно опасалась, что я каким-то образом обвела ее вокруг пальца и заставила продешевить.

Попросив кэбмена подождать минуту или две, я поплотнее закуталась в плащ, дабы защититься от всепроникающего дождя, и пересекла улицу. Входом в Хэндкорт служила незамысловатая классическая арка из массивного камня, и сквозь железные ворота, которые ее загораживали, я разглядела кучки людей, толковавших о чем-то в отблесках тусклого света, падавшего из дверей и окон. Я без труда определила, где находилась лавочка цирюльника, ведь мистер Пэдмор сообщил мне, что она была на левой стороне Хэнд-корт, то есть — по левую руку от арки. Впрочем, описанное им «длинное узкое» окно успело исчезнуть; оно уступило место современной витрине с двойным подъемным стеклом, протянувшейся по всей длине дома.

Однако мое внимание привлекло то, что виднелось ниже. Ибо там, под прямым углом к тротуару, располагалось подвальное окно полуэллиптической формы, забранное железной решеткой тюремного вида.

Переклички были очевидны.

Сэндикомб-Лодж.

«Залив Байя».

Четверг

Минуло шесть дней — почти неделя — с тех пор, как я в последний раз открывала дневник. Шесть дней в полутемной комнате, с миссис Дэвидсон подле моей кровати. Шесть дней лихорадки, неутолимой жажды и бредовых сновидений, почти не запечатлевшихся в памяти — кроме непонятного ужаса, навеянного моей собственной простыней, которая казалась мне не просто слишком тонкой и леденящей кожу: она плотно обтянула мой рот и спеленала меня, словно некое извращение, плод дьявольских козней.