Даже сама возможность была как пробуждение к жизни. Все чувства Мадлен обострились. Она слышала и видела то, что в обыденной жизни оставалось незамеченным, к тому же она потеряла контроль над происходящим. Казалось, она скользит по льду, скользит и падает, и ее несет в бездну. Почему так?
Чем все закончится?
Ее тревожило не только это. Если Рэчел ее дочь, она никогда не признает Мадлен своей матерью. Это открытие ее испугает, а учитывая интимные подробности жизни, в которых Рэчел призналась, она почувствует себя униженной и оскорбленной. Ее чуть ли не маниакальная сексуальная зависимость от сутенера, занятие проституцией, работа на лондонских улицах, наркотики, нервный срыв. Зная Рэчел, Мадлен была уверена, что та разозлится, просто с катушек слетит от негодования. Будет в ярости. Просто вне себя. И никогда не простит. Мадлен понимала, что может столкнуться с еще одной потерей, теперь уже невосполнимой.
Она должна успокоиться. Если она не поспит, от нее будет мало толку, и больше всех пострадает она сама. Раньше от вина ее клонило в сон, но в последнее время оно оказывало противоположное действие. Потом она вспомнила о снотворном, о перспективе забвения — приманке, соблазнившей ее приехать сюда на выходные. Добрый старина Джон, он, похоже, забыл свое обещание — или Ангус отказался расстаться с темазепамом. Люди иногда странно относятся к своим лекарствам. Она отчаянно жалела, что не взяла снотворное. Ночь будет мучительно долгой, и хотя Мадлен понятия не имела, сколько сейчас времени, вставать и искать часы ей было лень.
Должно быть, она все-таки забылась сном, потому что когда в следующий раз взглянула на небо, то уже облака рассеялись, а ветки дуба были освещены голубоватым светом. Птица затихла. Мадлен приподнялась на подушке, чтобы лучше видеть. Дом был залит ярким лунным светом. Он казался старинным и заброшенным — как раньше, когда стоял пустым и полуразрушенным. Было удивительно думать, что в одной из этих комнат спят, нежно обняв друг друга, двое сытых и счастливых мужчин.
Ее охватило чувство глубокого одиночества, но она постаралась не обращать на него внимания. В конце концов, она привезла с собой бестселлер, правда, скучный, «городской» роман, как будто реальная жизнь крутилась вокруг модных баров, наркопритонов и чердаков. Потом у нее всегда был при себе «Муравейник» — любимый журнал о муравьях, где как раз была потрясающая статья о недавно открытом в глубине амазонских джунглей виде муравьев-листорезов.
Но руки и ноги отказывались повиноваться. Включать свет и искать что-нибудь почитать совершенно не хотелось. Наверное, это хороший признак. Она закрыла глаза.
Мадлен проснулась и не поняла, где находится. Было жарко, невыносимо жарко. Она лежала на узкой кровати, в комнате кто-то храпел. Ветер врывался в открытое окно, развевал занавески. Она уловила особый запах: смесь дизельных выхлопов, морской соли и нечистот. И тут же все вспомнила. Она на молодежной турбазе (больше похожей на ночлежку) в Вера-Крус, в Мексике.
Что-то таилось в глубине ее подсознания, что-то очень важное. Да, теперь она вспомнила: сегодня ее двадцать первый день рождения. Сегодня она обретет статус взрослого человека.
Храп прекратился, раздался глубокий вздох и стон. Затем кровать скрипнула, и снова послышался храп. Это ее лучшая подруга, Джина, крупная девушка с пышной грудью.
Мадлен потянулась за часами и попыталась разглядеть циферблат в тусклом утреннем свете, пробивающемся с улицы. Половина седьмого. Ей с Джиной было нелегко, их биологические часы совершенно не совпадали. Джина относилась к разряду тех людей, которые могут спать сутками напролет, причем неважно где, когда и как, а Мадлен, несмотря на свинцовую усталость, засыпала с трудом. В ее голове непрестанно бродили мысли. Как бы она хотела оставаться ко всему равнодушной, как Джина, — такого спокойного человека еще поискать! Ничто ее не трогало, ее совесть словно закована в ледяной панцирь, ей не знакомы такие понятия, как «вина», «позор», «ответственность», «обязательство». Порой Мадлен пыталась заставить подругу позвонить родителям в Ки-Уэст, но все заканчивалось тем, что она просила свою соседку миссис Вудс заглянуть к родителям Джины и сообщить, что та жива-здорова, хотя и без копейки в кармане. Не могли бы родители выслать немного денег? Потертый рюкзак, двое трусов, пара джинсов, шорты, сарафан, две футболки, да еще у каждой по расческе — вот и все, с чем они приехали на побережье Мексиканского залива. Мадлен последние несколько месяцев работала по ночам в «Неряхе Джо» и носила на поясе под платьем пять сотен долларов, заработанных кровью и потом. У Джины деньги быстро закончились, и она стала по часу в день попрошайничать на улицах. До такого бы Мадлен опуститься не смогла. Никогда, ни за что на свете!
Читать дальше