Китти Сьюэлл - След крови

— Расскажите мне еще о бабушке, Эсперанса. Как вы думаете, мы когда-нибудь встретимся?

Эсперанса пожала плечами.

— Она уже очень старая и никогда не уедет с Кубы. Она всей душой ненавидит Америку. Как женщина она была настоящим тираном и, вероятно, такой и осталась. Ходили слухи, что она прокляла собственного мужа, когда он воспылал страстью к певичке и сбежал с ней. Твоя бабушка нашла на расческе несколько его волосков и сплела их с собственными волосами в браслет. Она девять дней носила этот браслет на правом запястье и силой воли заставила мужа вернуться. Но она так неистово его ревновала, что он заболел. Твой дедушка умер от огромной опухоли в паху. Никто не мог ему помочь, даже его жена, которая, как считали, и наслала болезнь.

Вошла мулатка с кофе и булочками, и они начали есть под оглушительный аккомпанемент птичьих криков. Мадлен кусок не лез в рот. Она молча пила кофе, слишком потрясенная услышанным, чтобы поддерживать светскую беседу.

Внезапно Эсперанса пристально взглянула на них своими глазами-бусинками.

— Что вас беспокоит? — спросила она.

Мадлен с Форрестом переглянулись. Они уже сделали кучу тестов и прошли массу обследований, которые показали, что из-за спаек, образовавшихся в результате послеродовой инфекции, Мадлен вряд ли сможет забеременеть. При этом врачи советовали не отчаиваться и продолжать попытки. Форрест рассмеялся, когда она предложила обратиться к Эсперансе, но был готов испробовать все доступные средства.

— Мы с Форрестом женаты уже семь лет, — Мадлен сделала многозначительную паузу — Семь лет, Эсперанса.

Знахарка пристально их разглядывала. Под ее пытливым взглядом Мадлен испытывала почти физическую неловкость, поэтому сфокусировала свое внимание на большом муравье, который сновал по листу папоротника. Ее раздражало, что она не может вспомнить название этого насекомого, чей муравейник совсем недавно обнаружила в саду у одного приятеля.

— Посмотрим, что можно сделать.

Эсперанса встала и стряхнула крошки с платья. Из ниоткуда появились крошечные птички и стали собирать крошки с пола.

— Нет-нет, мистер Форрест. — Она подняла руку, приказывая ему оставаться на месте. — Я подозреваю, что дело не в вас.

В крошечной комнатке Мадлен было велено лечь на кровать. Мулатка принесла три подноса с травами и поставила их на маленький алтарь. Эсперанса присела у алтаря на стул, мулатка устроилась рядом с ней. Они говорили на языке йоруба, который Мадлен не понимала. Казалось, знахарка передает девушке свои знания. Время от времени они бросали взгляды на Мадлен и продолжали что-то бормотать. Мадлен смотрела, как мулатка, взяв пучки трав, разделяет их, а затем собирает в огромный букет, держа за стебли. Потом она встала и, с закрытыми глазами склонившись над Мадлен, принялась нежно поглаживать травами ее живот. Процедура продолжалась довольно долго. У Мадлен начала кружиться голова, ее стало подташнивать, как будто она хлебнула на голодный желудок кубинского рома. Наконец Эсперанса встала и подошла к ним. Взяв с алтаря большую сигару, она прикурила ее и выпустила маленькие колечки дыма над Мадлен. Внезапно знахарка замерла.

— Что это? — воскликнула она, проводя над ней рукой. — Ты уже носила в своем чреве дитя.

— Да, — прошептала Мадлен. Злость, прозвучавшая в голосе Эсперансы, испугала ее. — Я должна была вам сказать… Я уже родила одного ребенка, но отчаянно хочу родить второго.

— Это невозможно, — заявила Эсперанса. — Здесь стоит блокировка.

Мулатка перестала поглаживать ее травами и вышла из комнаты.

— Что вы имеете в виду? Какая блокировка?

Эсперанса от досады всплеснула руками.

— Блокировка, ни больше, ни меньше. Не жди, что я смогу подобрать мудреные слова, как в больнице. Ты больше не сможешь забеременеть, чикийя. Судьба такая.

Эсперанса не стала утешать Мадлен. Вероятно, она почувствовала, что первого ребенка бросили, и была раздосадована тем, что от нее скрыли правду. Тем не менее она хлопнула Форреста по спине и сказала, чтобы он искал в этом и позитивные стороны: с этого момента они могут заниматься любовью в свое удовольствие. Потом она взяла с них десять долларов и посоветовала пойти напиться.

Они вышли из дома Эсперансы. Мадлен чуть не плакала.

— Дорогая, но у тебя же есть я, а у меня ты, — сказал Форрест, обнимая жену, пока они шли по улице под лучами ослепительного послеполуденного солнца. — Мне нужна только ты. Давай заведем кошек, собак, попугаев, цыплят, муравьев — все, что захочешь. Или возьмем приемного ребенка.