Алексей Куксинский - Похороны стрелы

Яхин рванул к реке, разбрасывая гальку и громко лая. Ловенецкий спустился за ним, наблюдая, как пёс, уже добравшийся до воды, поднимает брызги и распугивает рыбу на мелководье, путаясь в зарослях рдеста и рогоза. Противоположный берег был плохо виден в клочьях утреннего тумана, только верхушки сосен чернел на фоне неба. Ловенецкий отошёл подальше и зачерпнул воды котелком. Спустя десять минут он уже завтракал остатками вчерашнего ужина, скармливая Яхину лучшие куски. Он не считал, что в тайге собака должна прокормить себя и своего хозяина. Допив чай, он долго сидел, глядя на угасающий костерок, Яхин возился поблизости, хрупал костями, догрызая вчерашнего зайца.

Потом Ловенецкий почистил котелок песком и стал собирать снаряжение. Снял и аккуратно свернул палатку, затоптал костёр, увязал оставшиеся вещи, последними прикрепив доски для промывочного лотка, закинул рюкзак за плечи, наклонился из стороны в сторону, чтобы ничего не натирало и не бренчало, повесил на шею карабин и стал спускаться к реке.

Туман рассеялся. Стая уток взлетела из прибрежных зарослей и скрылась за деревьями, где-то недалеко стучал дятел. Лес был полон звуков, которые городскому жителю показались бы непонятными и даже пугающими, но Ловенецкий за столько лет уже привык к ним. Он двинулся вдоль берега вверх по течению туда, где на карте была обозначена небольшая речка, рядом с которой Кунгурцев карандашом изобразил маленькую круглую птицу – глухаря. Ходу было примерно часов шесть. Поначалу идти было легко, пологий песчаный берег с небольшими валунами тянулся до глубоко вдававшейся в воду песчаной косы, но, обогнув излучину, Ловенецкий увидел гряду невысоких утёсов, глубоко врезавшихся в воду. Первые скалы он решил обойти по воде и моментально промочил ноги. За первой грядой он увидел вторую, обрывистее и неприступнее, с поросшими лесом краями.

Ловенецкий повернул обратно, чувствуя, как леденеют ноги в ичигах, выбрал пологое место и вышел на берег. Он тщательно переобулся во вторую пару ичиг, перевязав портянки, мокрую обувь повесил за спину голенищами вниз, вырезал из ствола молодой сосны двухметровую палку, свистнул Яхину и начал восхождение.

Забравшись на гребень первого утёса, он рассмотрел течение реки на несколько километров вперёд. Правый берег, по которому он шёл, был изрезан утёсами, насколько хватало глаз. Левый был пологим, с подступавшими к самой воде деревьями. По-хорошему, следовало бы переправиться туда, но ширина реки в этом месте была метров шестьсот, с быстринами и водоворотами, и Ловенецкому не хотелось терять остаток дня, строя плот. Он спустился с утёса и пошёл от воды, обходя каменную стену. Начало припекать солнце, появился гнус. Ловенецкий поднял воротник куртки, защищая шею. Путь местами преграждали завалы из гранитных валунов, остатки ледникового периода, приходилось перебираться через них, балансируя на покатых вершинах и опираясь на палку. Особенно мешали доски, упираясь в ногу или землю в самом неудобном месте. Во время одной из передышек Ловенецкий скинул рюкзак и перевязал доски горизонтально. После этого зашагалось легче.

Спустя примерно час гранитная стена повернула к востоку и Ловенецкий с Яхином пошли по равнине параллельно реке, которая текла теперь километрах в трёх от них. Крупные валуны закончились, под ногами на каменистом склоне шуршал щебень, то и дело приходилось огибать заросли кустарниковой берёзы, дважды Яхин поднимал зайца, но для выстрела было слишком далеко. Солнце давно перевалило зенит, когда утомлённый Ловенецкий решил передохнуть. Он снял рюкзак и лёг на траву, с наслаждением закрыв глаза, чувствуя, как ноют плечи. Он лежал так, пока шершавый язык Яхина не ткнулся ему в щёку.

– Пойдём, пойдём, – сказал Ловенецкий.

Солнце уже клонилось к закату, когда кряж закончился покатым каменистым берегом, внизу поблёскивала и шевелилась река, а чуть подальше, справа, с берега, становившегося ещё более пологим, стекал широкий и достаточно полноводный ручей. Ловенецкий стал спускаться, упираясь палкой в землю и внимательно глядя, куда поставить ногу. Он устал, хотелось есть и скинуть рюкзак. Палатку он поставил между рекой и ручьём, под защитой выщербленных ветром валунов, рядом на берегу сохли выброшенные половодьем ветки и прочий речной сор. Быстро развёл костёр, вскипятил чай, на сковородке разогрел копчёную оленину, достал из мешка сухарь, осмотрел его, сунул обратно и достал другой – поменьше. Потом быстро поел, выпив весь чай и не обращая внимания на жалобные взгляды Яхина, которому досталось всего два кусочка мяса. Костёр медленно угасал, Ловенецкий не стал его тушить. Он залез в палатку, завернулся в одеяло и через минуту уже спал.