Neko Moro - Амазонки

– Дик, ты ведь тут главный? – по-свойски спросила она и взяла главаря за руку. – Скажи своим, чтобы подождали здесь. Пойдём, поговорим… – она облизнула полные губы и добавила внезапно охрипшим голосом, – о коммерции.

– Парни, ждите меня здесь! – крикнул Дик, обернувшись к своим.

– Не шалите, мальчики, и не обижайте моих старичков! – лукаво добавила Джудит. – Дядя Джерри, дядюшка Джек… всё в порядке! – Она потянула Красавчика Дика за собой.

Красавчик Дик был тёртый калач. За годы работы его много раз пытались заманить в ловушку: те, кому не хватает силы и храбрости, берут хитростью. Со временем у него выработалось звериное чутьё на неприятные сюрпризы. Оно подсказывало ему, что эту дверь надо держать на прицеле, что эти кусты чапарраля ненастоящие, в это кресло не стоит садиться, а из этого стакана пить не в коем случае не стоит, а лучше всего плеснуть его в рожу добряку, который решил тебя угостить: скорее всего, он с визгом схватится за глаза, которые вдруг перестали видеть и потекли на щёки, как содержимое разбитого яйца. Часто его пытались поймать на сладкое. Что ж, он наказывал хитрецов и получал своё с подставных шлюх.

Но здесь и близко не пахло подставой.

Это было непонятно. А всё непонятное Красавчик Дик не любил.

Джудит протащила его через короткий коридор и ввела в просторную уютную комнату. Она метнулась к столу, чиркнула спичкой и запалила четыре свечки в медном подсвечнике. Комната залилась мягким тёплым светом.

Дик был шокирован, хотя и старался не показывать этого. Он давно не бывал в таких помещениях. Это не было рабочим логовом шлюхи или комнатой неграмотной фермерши. Это были покои леди, не очень богатой, но обладающей безупречным вкусом. Об этом говорили лёгкие занавески, толково подобранная мебель, пианино у стены и – этого он точно давненько не видел – шкаф с книгами.

– Да, крутой парень, представь, я умею читать! – ехидно заметила Джудит, проследившая за его взглядом. – И я читаю не только Библию и модные журналы пятилетней давности.

Дик не нашёлся что сказать. Комната напоминала ему ту, которую он не видел уже четверть века.

Комнату матушки.

Она была самая красивая на свете, свободно говорила по-французски и по-испански, писала пейзажи акварелью и прекрасно играла на пианино. Она была воплощением доброты и спокойной жизнерадостности. Она никогда не била и не бранила прислугу, и слуги платили ей искренней любовью. Она никогда не сердилась на отца, даже если тот возвращался мертвецки пьяный, или на маленького Дика, если тот приходил домой в изорванной одежде и в синяках. Она даже умерла, никому не причинив беспокойства. Ранним июньским утром она вышла на балкон… там её и нашли, в любимом кресле-качалке, с томиком Руссо на коленях. Казалось, она спит…

В тот день Дик, взрослый восьмилетний парень, давно отучившийся «пускать нюни», ревел, уткнувшись в передник чёрной толстухи Мэгги, а та, гладя «мастера Дика» по голове, всхлипывая, бормотала – «добрый ангел улетел из этого дома!». Так и случилось. Отец, который и прежде не чурался компании Джона Ячменное Зерно, стал предпочитать этого джентльмена прочим знакомствам: стал пить по-чёрному, в одиночку или в компании таких же забулдыг. Дела пошли прахом, в дом зачастили кредиторы, которые брали всё более развязный тон в разговорах с отцом. Когда пришли описывать имущество, пьяный в дымину отец встретил приставов с дробовиком в руках и вместо приветствия выпалил одному из них в живот, чтобы через секунду упасть на пороге, нашпигованным пятью пулями. Четырнадцатилетнего Дика тогда не было дома: неделей раньше он сбежал из дома, прихватив только кольт и все свои накопления – мешочек с десятью долларами мелочью. Причиной был отец, который по наущению Джона Ячменное Зерно очередной раз ни за что избил сына и обругал «никчёмным сопляком». Если бы не этот случай и не побег из дома, Дик лёг бы на пороге рядом с отцом. Потому что в доме, разорённом и разваливающемся, оставалась одна святыня – комната матушки, где всё оставалось как при ней…

– Эй, крутой парень!

Дик тряхнул головой, прогоняя наваждение. Вот это попал! Девка, сама не зная, устроила ему образцовую ловушку: от воспоминаний он «поплыл», как боксёр, пропустивший удар, и ненадолго выпал из реальности. Девка могла его прирезать, как свинью…

…если бы хотела.

Но она хотела другого.

Она стояла перед ним в расстёгнутой рубашке и покачивала на ладонях свои тяжёленькие белые тыковки.