Анне Метте Ханкок - Трупный цветок

– Угу.

– И нет ни малейшей вероятности, что вы можете ошибаться? Что Анну Киль обманули и кто-то просто пытается выставить её убийцей?

– Если представить, что кто-то вынудил её войти в дом, заставил её против своей воли убить Кристофера Моссинга, оставить свои отпечатки пальцев на орудии убийства, после чего измазать его в крови жертвы, то вы правы.

– Хмм.

Шефер покачал головой.

– Пожалуй, скажу так: я очень удивлюсь, если мы окажемся не правы.

Элоиза неуверенно кивнула.

– Но с какой стати ей это делать?

– С какой стати ей вообще делать что-то из того, что она сделала? Почему она убила его, почему она стояла и смотрела в камеру и почему она посылает вам письма сейчас, спустя столько времени – если принять на веру, что они действительно от неё?

– А у вас вообще есть версия? – спросила Элоиза. – Я имею в виду, относительно её мотивов.

– Окончательной нет. Но у неё, без сомнения, есть объяснение, зачем она сделала то, что сделала. Может быть, её привели туда голоса в голове. Может быть, она увидела Моссинга на улице или в очереди в супермаркете и убедила себя, что он – угроза, которую необходимо устранить. Но разумной причины, похоже, быть не может. Как вы, вероятно, читали в репортаже газеты «Ekspressen», Анна болеет уже долгое время, и несколько школьных психологов подтвердили, что это сильно изуродованная болезнью молодая женщина, которая уже в юном возрасте проявляла признаки психопатии. Кстати, это больше нельзя так называть. Сегодня это называется «диссоциальное расстройство личности» – надо, чтобы всё звучало красиво. Но не важно, как, черт возьми, это назвать, всё равно это ужасно.

– «Диссоциальное расстройство личности», – повторила Элоиза. Она подвинула к себе блокнот, лежавший на столе, и кликнула ручкой-автоматом. – Что именно это значит?

– Вот это вам лучше убрать. – Шефер кивнул на ручку. – Всё, о чем мы здесь говорим, не подлежит разглашению.

Элоиза закрыла блокнот и убрала его в сторону.

– Хорошо. Это не для разглашения. Что означает диссоциальное расстройство личности?

– Люди, страдающие психопатией, легко становятся агрессивными и ведут себя равнодушно и грубо по отношению к окружающим. Они очень бурно выражают свои чувства и просто не понимают, что их действия имеют последствия: они никогда не ошибаются – это всегда вина других. Другими словами, они абсолютно непредсказуемы.

– И вы сказали, что школьный психолог Анны подтвердил этот диагноз?

– Психологи. Большинство психологов. Её несколько раз исключали из школы. В одной школе она угрожала учителю математики. Позвонила его жене домой и сказала, что застрелит его, когда он приедет в школу на следующий день. Очевидно, она недолюбливала дроби.

– А в следующей школе?

– В следующей школе она ударила ровесника теннисной ракеткой в лицо на уроке физкультуры. По имеющимся данным, он пробрался в женскую раздевалку, пока девочки переодевались. – Шефер допил пиво. – Это стоило ему сломанного носа.

Элоиза инстинктивно потёрла переносицу.

– Это какое-то безумие, в конце концов. Почему её не сдали в интернат для трудных подростков или что-то в этом духе?

– Потому что на тот момент ей было не больше двенадцати лет и потому что никто не обращался в полицию. Никто не сообщал о происходящем, никто не поднимал шума. Все проблемы решались без огласки с помощью игры на гитаре и циркулярной педагогики.

– Решались? Не похоже, чтобы хоть одна проблема была решена.

– Вы тоже так считаете?

– А что же родители, где они были?

– У меня сложилось впечатление, что они не очень-то интересовались дочерью. Её отец нашёл работу в Гренландии, когда Анне было лет восемь-девять, и там он нашёл себе милую эскимосочку. Так что он развёлся с матерью Анны и дальше воспитывал уже новых своих отпрысков. Тогда он полностью исчез из жизни Анны.

– А мать? У неё свой винный ресторанчик в Херлеве?

– Да. «Фонарь».

– Что она собой представляет?

– Милая леди. Профессор философии.

– Серьёзно?

– Нет. Шутка. Она владеет винным ресторанчиком. Включите воображение.

Элоиза откинулась на спинку стула с негодованием. С одной стороны, ей нравилась его сухая, недипломатичная форма общения. Ей всегда нравились люди прямолинейные. Честное оскорбление было для неё гораздо лучше вежливой лжи. Тогда, по крайней мере, ты знаешь, что за человек перед тобой. В то же время её рассердило, что мужчина на такой должности позволяет себе подобным образом припечатывать людей.