Тесс Герритсен - Грешница

Когда она снова открыла глаза, Виктор смотрел на нее.

– Ты самый лучший подарок, который я когда-либо находил под елкой, – сказал он.

Она посмотрела на искрящуюся нитку мишуры, свисающую с ветки над головой.

– Такой я себя и чувствую. Раскрытый подарок.

– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое.

– Зависит от того, что будет дальше.

– А что должно произойти?

Она вздохнула.

– Не знаю.

– А чего ты хочешь?

– Я не хочу вновь испытать боль.

– Ты боишься, что я причиню тебе боль?

Она взглянула на него.

– Так бывало раньше.

– Мы причиняли друг другу боль, Маура. Так или иначе. Люди, которые любят друг друга, всегда это делают, пусть даже и неосознанно.

– У тебя был роман. А чем я тебя обидела?

– Слушай, этот разговор ни к чему не приведет.

– Я хочу знать, – сказала она. – Чем я обидела тебя?

Он перевернулся на спину и лег рядом, не касаясь ее и уставившись в потолок.

– Помнишь тот день, когда я должен был лететь в Абиджан?

– Помню, – сказала она, будто заново переживая горечь того дня.

– Признаю, это было тяжелое для тебя время, но я должен был ехать. Только я мог спасти переговоры. Я должен был находиться там.

– На следующий день после похорон моего отца? – Она посмотрела на него. – Ты был нужен мне. Мне было необходимо, чтобы ты остался дома, со мной.

– Но "Одна Земля" тоже требовала моего присутствия. Мы рисковали потерять весь груз с медикаментами. Дело не могло ждать.

– Что ж, я смирилась, разве не так?

– Точно сказано. Смирилась. Но я-то знал, что ты вне себя от ярости.

– Потому что так было всегда. Юбилеи, похороны – ничто не могло удержать тебя дома. Я всегда была на втором плане.

– Из-за этого все и произошло. Мне пришлось выбирать между тобой и "Одной Землей". А я не хотел выбирать. Я не думал, что должен это делать. И платить такую цену.

– Ты не можешь спасти мир в одиночку.

– Но я могу принести много пользы. Раньше ты тоже в это верила.

– Со временем все перегорает. Ты тратишь годы, переживая за тех людей, которые умирают в других странах. А однажды утром просыпаешься, и тебе вдруг хочется, хотя бы для разнообразия, сосредоточиться на собственной жизни. На том, чтобы завести своих детей. Но у тебя и на это времени не было. – Она глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться при мысли о детях, которых у нее теперь скорее всего уже не будет. Вспомнила она и о Джейн Риццоли, беременность которой вновь всколыхнула ее боль бездетности. – Я устала быть женой святого. Мне хотелось иметь мужа.

Прошло мгновение, и рождественские огоньки превратились в расплывчатое разноцветное пятно.

Виктор взял ее за руку.

– Думаю, я во всем виноват, – сказал он.

Она сморгнула слезы, и огоньки опять сфокусировались в ровную гирлянду.

– Мы оба виноваты.

Он крепко держал ее руку в своей, как будто боялся отпустить, как будто больше не будет возможности прикоснуться к ней.

– Мы можем говорить сколько угодно, – сказала она. – Но от этого ничего не изменится.

– Мы знаем, в чем ошибались.

– Но это не значит, что на этот раз все будет по-другому.

– Никто нас не заставляет что-то делать, Маура, – тихо сказал Виктор, – мы можем просто быть вместе. Разве этого мало?

Просто быть вместе. Как хорошо сказано. Она лежала рядом с ним, касаясь его руки и думала: "Да, я смогу. Смогу просто спать с тобой и не обижаться на тебя. Секс без любви – мужчины постоянно им занимаются. Так чем же я хуже?"

"И может, на этот раз, – злорадно прошептал внутренний голос, – страдать придется ему".

Дорога до Хианниспорта должна была занять не более двух часов – на юг по автостраде номер три, а потом по автостраде номер шесть на Кейп Код, – но из-за Риццоли, которой каждые полчаса не терпелось в туалет, пришлось несколько раз остановиться, так что к мосту Сагамор они добрались лишь к трем пополудни. Сразу за мостом начинался настоящий туристический рай. Дорога вела через маленькие городки, похожие на прекрасные жемчужины, нанизанные на нитку морского побережья. Риццоли уже доводилось бывать в Хианниспорте, но исключительно в летнее время, когда дороги были забиты автомобилями, а придорожные кафе переполнены отдыхающими в теннисках и шортах. И вот впервые она оказалась здесь в холодный зимний день, когда половина ресторанов были закрыты глухими ставнями, и только редкие смельчаки в наглухо застегнутых пальто бродили по набережным, сопротивляясь ветру.