Юхан Теорин - Приют Святой Патриции

Она резко поворачивается к Рёсселю:

– Это правда?

– Я сделал то, что должен был сделать. Теперь твоя очередь.

– Я не могу.

– Еще как можешь.

Лео закопошился. Сейчас проснется окончательно.

В метре от Яна лежит Ангел. А еще ближе – его лопата.

Рёссель вздыхает и достает бутылку. Делает глоток и добродушно кивает:

– Ладно… я сам.

Ян протягивает руку и сжимает черенок лопаты.

Ханна, не отрываясь, смотрит на Рёсселя:

– Иван, мы вовсе не должны…

Но он не дает ей договорить:

– Должны. – И все это холодным, не терпящим возражений тоном.

Но теперь пришло время Яна. Одним движением он встает на колени и дотягивается до лопаты.

– Лео! – кричит он изо всех сил. – Беги отсюда! Беги!

Ханна удивленно поворачивается, и Рёссель делает шаг… но у Яна в руке лопата.

А Лео уже на ногах.

Ян что есть силы бьет по камню, где лежит Ангел. Хруст металла и пластика, свет гаснет. Темная осенняя ночь, видны только огоньки далеких домов внизу. Он выставляет лопату перед собой:

– Беги, Лео! Беги на свет!

И снова барабанный бой в голове. Даже не бой – дробь, фортиссимо, несколько ударов в секунду.

Он видит, как Лео срывает с себя повязку, как мечется маленькая фигурка.

– Беги!

Ян поднимается на ноги, опираясь на черенок.

– Ни с места! – рычит Рёссель, вскидывает лопату и наносит удар – резко, как теннисист при подаче. Еще раз, и еще, и еще. На третий раз ему удается выбить лопату из рук Яна, и она со звоном бьется о камни.

Но и от лопаты Рёсселя мало толку – черенок лопнул посередине. Он бросает ее и достает что-то из кармана.

Бритва.

– Прыгай, – говорит он на удивление тихо.

Ян выставляет перед собой руки и пятится. Нога сильно болит и к тому же плохо слушается. Он спотыкается о какой-то камень или, может быть, корень совсем рядом с обрывом и чуть не падает.

Пытается убедить себя – никакой опасности, никакого обрыва, но страх высоты уже впился сосущей болью в солнечное сплетение.

Рёссель делает быстрое движение, и Ян не успевает увернуться – тыльную сторону ладони заливает кровь. Он даже не чувствует боли.

Рёссель опять поднимает бритву.

– Прыгай, – говорит он сквозь зубы. – Может, обойдется.

Ян не двигается. Смотрит на занесенную руку Рёсселя и лихорадочно шарит под свитером. Оружия у него нет, зато есть взятые у Карла пластиковые наручники. Тонкие, но прочные, с самозахлестывающейся петлей.

Он вытаскивает одну такую петлю и резко выбрасывает руку. Петля захватывает обе руки, его и Рёсселя, – неважно. Он дергает, и оба запястья – его и Рёсселя – стянуты прочной удавкой. Рёссель пытается переложить бритву, но Ян успевает перехватить и левую руку.

Они держат друг друга, как два танцора в смертельном танце на краю обрыва.

Рёссель пытается вырваться, но Ян из последних сил его удерживает.

И закрывает глаза. Лео… лишь бы Лео удалось бежать. Лишь бы он услышал крик Яна и быстро принял решение. Бежать отсюда, бежать со всех ног. К свету.

– Кончай, – шипит Рёссель. – Кончай, пока не сдох.

Куда делись его мягкие учительские интонации? Зверь, хищник, прячущийся за обаятельными манерами школьного учителя.

Ян пытается обрести равновесие, но это ему не удается. Они медленно, толчками, в смертельном объятии приближаются к краю обрыва. Странно, успевает подумать Ян, они оба – он и Рёссель – дышат в одном и том же ритме.

– Пора, приятель! – рычит Рёссель.

Яну не за что схватиться, чтобы попытаться удержаться на краю обрыва. Только за Рёсселя.

Лео исчез. У дерева только одна тень. Ханна. Она, словно парализованная, смотрит на них и не двигается с места.

Но Лео исчез! Ушел от хищника, скрылся в лесу. Он сильный мальчик, он выживет.

Это победа.

За его спиной обрыв. Но он не сомневается. Всего лишь шаг в темноту…

И он делает его. И увлекает с собой Рёсселя.

– У всех все нормально?

Тихий вопрос Марии-Луизы повисает в воздухе.

Ханна сидит не шевелясь и молчит. Так же, как и все остальные. Сказать ей нечего. Она все же пришла на работу и пытается сохранить спокойное выражение лица, хотя ей и дышать-то трудно. Все пошло не так, как задумано. Сидит, словно на тонкой ветке в нескончаемый шторм, и не знает, выдержит ветка или обломится.

Среда. После пошедших вкривь и вкось пожарных учений «Полянка» была закрыта. Слухи о Санкта-Патриции росли и множились с каждым днем. Газеты изощрялись в домыслах, по радио рассуждали об урезанных ресурсах на закрытую психиатрию, по телевидению показывали стену и запертые на четырехметровый стальной брус ворота.