Саймон Бекетт - Химия смерти

– Дженни... «скорая помощь»... – выдавил я заплетающимся языком.

– Эх, Дэвид, не будет никакой «скорой помощи».

– Я... я не понимаю...

На самом-то деле я все понимал. Правильнее сказать, начинал догадываться. Ведь как заволновалась, как перепугалась Дженни, когда я нес ее в дом! «Он убьет меня!» А я-то думал, что она бредит, что речь идет о Мейсоне...

О нет, не о Мейсоне она говорила...

Я дернулся еще раз, желая встать. Руки-ноги повинуются так, словно меня закатали в студень.

– Дэвид, ну что за ребячество! – ядовито отреагировал Генри.

Я понуро осел в коляске, однако, поравнявшись с лестницей, бешено рванулся к перилам. Кресло вильнуло, и я чуть было не вывалился. Генри замахал руками, ловя равновесие.

– Черт тебя дери, Дэвид!

Коляска встала поперек коридора. Я же, обеими руками уцепившись за перила, сидел зажмурившись, потому что все вокруг вертелось и кружилось. Сверху хрипло слетели раздраженные слова:

– Ну хватит, Дэвид. Отпусти. Ты сам знаешь, что ничего не выйдет.

Открыв глаза, я обнаружил перед собой Генри. Вспотевший и взъерошенный, он опирался спиной на коридорную стену.

– Ну пожалуйста, Дэвид... – Похоже, он испытывал настоящую боль. – Ты только хуже делаешь. Для нас обоих.

Я упрямо держался за брус. Горестно вздыхая, он полез в карман и, выудив оттуда шприц, показал его мне. Н-да, полна коробочка...

– Здесь диаморфина хватит на целую лошадь. Не хотелось бы колоть снова. Тебе ведь не хуже меня известно, что тогда будет. И все же если ты не оставишь мне выхода...

Мозг вяло переваривал новую информацию. Диаморфин – обезболивающий наркотик. Дериват героина, способный вызвать галлюцинации и кому. Любимое средство Гарольда Шипмана, которым он навеки усыпил сотни своих пациентов.

А Генри накачал им меня до отказу.

Кусочки головоломки укладывались по местам. Ясно как день...

– Ты с ним... Это ты... с Мейсоном...

Даже сейчас я наполовину надеялся, что он станет все отрицать, что предложит какое-то логичное объяснение. Вместо этого Генри подарил мне долгий, задумчивый взгляд, затем опустил шприц.

– Мне очень жаль, Дэвид. Я никогда не думал, что дело зайдет так далеко.

Нет, это уже слишком.

– Почему, Генри?!

Он криво усмехнулся.

– Боюсь, ты так и не понял, что я и кто я. Эх, занимался бы ты своими трупами, и все. Они куда проще живых людей.

– Что... о чем ты говоришь?..

Морщины прорезались гримасой угрюмого презрения.

– Ты думаешь, мне нравилось быть калекой? Навечно застрявшим в этой дыре? Да еще чтоб на меня сверху вниз пялились эти... эти скоты? Тридцать лет игры в благородного врача! А что взамен?! Благодарность? Да они и понятия не имеют, что означает это слово!

Лицо Генри перекосила гримаса боли. Придерживаясь за стену, он доковылял до телефонного столика и плюхнулся там на стул. Заметив мой взгляд, он усмехнулся вновь:

– Неужто ты и впрямь поверил, что я так просто опущу руки, а? Сдамся? Да ведь я же всегда повторял, что утру нос всем вашим экспертам! – Голос его прервался, и он утомленно вытер пот со лба. – Поверь мне, быть калекой не сахар. Собственное бессилие – да напоказ! Каково?! Ты хоть вот на такусенькую чуточку понимаешь, как это унизительно? Как от этого душа мертвеет? Посмотри на себя сейчас и представь: каково это – остаться таким навсегда? А потом тебе вдруг дают шанс, власть – в буквальном смысле власть! – над жизнью и смертью. И ты... можешь стать... богом! – Он заговорщицки подмигнул. – Давай, Дэвид, признавайся. Ты же врач. Ведь было такое, а? Ты ведь чувствовал? Легкий такой шепоток искушения...

– Ты... ты убил их!

Он даже слегка оскорбился.

– Да я их и пальцем не трогал! Это все Мейсон. Я лишь снял с него поводок.

Потянуло закрыть глаза и отключиться. Только лишь мысль про Дженни, про ее судьбу, остановила меня. С другой стороны, как бы ни хотелось разузнать всю правду, прямо сейчас я не в состоянии помочь ни ей, ни самому себе. А чем дольше он разглагольствует, тем больше шансов, что успеет выветриться наркотик.

– И... и как долго?..

– В смысле, как долго я о нем знал? – Генри пожал плечами. – Первый раз дед его привел, когда он был еще мальчишкой. Тому, видишь ли, нравилось делать больно разным тварям. Он даже ритуалы выдумывал, как их поинтереснее прикончить. Только животных, конечно, в ту пору-то. Причем он даже не понимал, что творит зло. Ни малейшего понятия. Вообще поразительный случай, честное слово. Я предложил сохранить все в секрете и просто назначить транквилизаторы, чтобы как-то притупить его... э-э... наклонности. При условии, что я лично стану за ним наблюдать. Своего рода мой неофициальный проект, если угодно. – Он вскинул руки, пародируя смиренное признание вины. – Я знаю, знаю, не очень этично и так далее. Но помнишь, я тебе говорил, что хотел быть психологом? И стал бы – да еще каким! – кабы не переезд в эту дыру. По крайней мере Мейсон гораздо интереснее артрита или грибка на ногах. Да и справился я с ним не так уж плохо. Если бы не я, он давно бы слетел с катушек...