Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

Доктор глядел на Хардимена чистыми глазами, но дыхание его стало несколько поверхностно, а правая рука по-прежнему машинально теребила штанину.

– Мои сведения из солидного источника, – сказал Хардимен. – Так вот, каждую вторую и четвертую среду ежемесячно королева доктора Долквиста по имени Джудит разрешает двум бывшим заключенным этого самого заведения проникать во все потайные части ее тела, и происходит это в гостинице "Ред Руф" по адресу Рут Уан, Согусе. Интересно, что доктор Долквист думает по этому поводу?

– Хватит, заключенный, – сказал Лиф.

Долквист уставился в какую-то точку над головой Хардимена, и когда он заговорил, голос его звучал мягко, но на затылке появилась полоса ярко-красного цвета.

– Алек, ваши бредовые иллюзии оставим для другого раза. Сейчас...

– Это не иллюзии.

– ...Мистер Кензи здесь по вашему настоянию, и...

– Вторая и четвертая среда, – не унимался Хардимен, – с двух до четырех в гостинице "Ред Руф". Номер двести семнадцать.

Голос Долквиста на секунду дрогнул, случилась то ли пауза, то ли не совсем естественный вдох, что было замечено как мной, так и Хардименом, который в ответ на это слегка мне улыбнулся.

Долквист сказал:

– Цель этой встречи...

Хардимен взмахнул своими худыми пальцами, сделав небрежный жест в сторону доктора, после чего демонстративно повернулся ко мне. Я видел свое отражение в ледяном флюоресцентном свете, исходящем от верхних половинок стекол очков, а также зеленые зрачки Алека под моим расплывчатым изображением. Он снова нагнулся ко мне, и я едва сдержал желание отпрянуть назад, так как внезапно ощутил жар, застоялый запах зловонного человеческого тела и разлагающегося сознания.

– Алек, – сказал я, – что вы можете сказать мне о смерти Кары Райдер, Питера Стимовича, Джейсона Уоррена и Памелы Стоукс?

Он вздохнул.

– Как-то в детстве на меня напал целый рой пчел. Я гулял по берегу озера, и, откуда ни возьмись, как мираж, меня окружила, облепила огромная черно-желтая туча. Сквозь нее я с трудом видел свет, на помощь мне ринулись родители и кое-кто из соседей, но мне хотелось сказать им, что все в порядке. Мне было хорошо. Но тут пчелы стали жалить. Тысячи иголок впивались в мою плоть и высасывали мою кровь, а боль была такой всеобъемлющей, что доставляла наслаждение. – Он посмотрел на меня, и капля пота скатилась с носа на подбородок. – Мне было всего одиннадцать, и я пережил свой первый оргазм прямо там, в своем купальном костюме, когда тысячи пчел пили мою кровь.

Лиф нахмурился и облокотился о стену.

– В последний раз это были осы, – сказал Долквист.

– Это были пчелы.

– Вы говорили осы, Алек.

– Я говорил пчелы, – кротко сказал Алек и повернулся ко мне. – Вас когда-нибудь жалили?

Я пожал плечами.

– Возможно, раз или два в детстве. Точно не помню.

На несколько минут воцарилась тишина. Алек Хардимен сидел напротив и разглядывал меня с таким видом, будто пытался представить себе, как бы я выглядел, разрубленный на части и разложенный на белоснежном фарфоре в обрамлении вилок, ножей и прочих столовых приборов.

Я оглянулся в полной уверенности, что Алек не станет отвечать на вопросы, которые меня сейчас интересуют.

Когда он заговорил, казалось, его губы совсем не двигались, и восстановить этот момент я смог только потом, по памяти.

– Не могли бы вы поправить мне очки, Патрик?

Я взглянул на Лифа, но он только пожал плечами. Я наклонился и быстрым движением отправил очки к глазам Алека. Но этого мига хватило, чтобы он прижал свои ноздри к узкой полоске моей обнаженной кожи между перчаткой и манжетом. Нюхал он громко и смачно.

Я убрал руку.

– У вас был секс сегодня утром, Патрик?

Я ничего не ответил.

– Ваша рука пахнет сексом, – сказал он.

Лиф отошел от стены на достаточное расстояние, чтобы я смог на его лице прочитать предупреждение.

– Хочу, чтобы вы кое-что поняли, – сказал Хардимен. – Вы должны знать: перед вами проблема выбора. Можете сделать правильный, а можете ложный, но выбор вам будет предоставлен. И еще: не все, кого вы любите, выживут.

Мне показалось, что мои гортань и язык посыпаны песком, и я никак не мог выжать из себя хоть немного слюны, чтобы смочить их.

– Сын Дайандры Уоррен погиб потому, что она вас посадила. Насчет этого я знаю. А что другие жертвы?

Он стал что-то напевать себе под нос, поначалу довольно тихо, так что я не мог разобрать мелодию, пока он не опустил голову, подбавив громкости.