Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

– Ну что ж, – я огляделся вокруг.

Эрдхем и Филдс сидели за узким черным столом. Из висящей над ними роты мониторов пять прокручивали запись нашего с Хардименом интервью, а шестой показывал Алека в реальном времени, сидящего в той же позе, в какой мы его оставили: с закрытыми глазами, откинутой назад головой, поджатыми губами.

Рядом со мной Лиф просматривал записи по другому ряду мониторов, на противоположной стене, там на экранах мелькали фотографии, одни сердитые лица сменялись другими, более свежими, и все это с частотой шесть кадров каждые две минуты. Я присмотрелся и увидел, что пальцы Эрдхема ловко прыгают по клавишам компьютера, и понял, что он просматривает тюремную картотеку.

– Где вы получили санкцию на это? – спросил Лиф.

Болтон выглядел уставшим.

– У федерального судьи в пять утра. – Он подал Лифу документ. – Взгляните сами.

Я смотрел на мониторы над его головой, на которых как раз появились свежие фотопортреты заключенных. Лиф склонился рядом со мной над бумагой и медленно, водя пальцем, читал ее, я же смотрел на шесть физиономий заключенных, пока их не сменили новые. Двое из них были черными, двое белыми, у одного было так много татуировок, что он весь был зеленым, а один был похож на испанца, но его волосы, несмотря на молодость, были абсолютно белыми.

– Задержитесь на этом, – попросил я.

Эрдхем посмотрел на меня через плечо.

– Что?

– Задержите эти лица, – повторил я. – Можно это сделать?

Он снял пальцы с клавиш.

– Сделано. – Он посмотрел на Болтона. – Ни один из них не подходит, сэр.

– К чему?

Болтон сказал:

– Мы прогоняем личное дело каждого заключенного через всю тюремную базу данных, сколь бы незначительны ни были дела, чтобы выявить любую связь с Алеком Хардименом. Подходим к концу буквы "А".

– Два первых совершенно чисты, – сказал Эрдхем. – Ни одного случая контакта с Хардименом.

Теперь Лиф тоже смотрел на мониторы.

– Дайте еще раз шестой, – сказал он. Я подошел к нему. – Кто этот парень?

– Вы видели его раньше?

– Не знаю, – сказал я. – Его лицо кажется мне знакомым.

– Вы бы запомнили его волосы.

– Да, – сказал я, – запомнил бы.

– Эвандро Аруйо, – сказал Эрдхем. – Никаких контактов в камерах, ни во время работы, ни в свободное время, ничего общего...

– Компьютер не все знает, – сказал Лиф.

– ...по приговорам. Пытаюсь выбить из него сейчас данные об инцидентах.

Я же все смотрел на лицо. Оно было женственным и привлекательным, похожим на лицо красивой женщины. Белоснежные волосы резко контрастировали с огромными миндалевидными глазами и янтарной кожей. Сочные надутые губы также походили на женские, а ресницы были длинными и темными.

– Важный инцидент номер один – заключенный Аруйо заявляет, что был изнасилован в гидротерапевтической комнате шестого августа восемьдесят седьмого года. Заключенный отказывается опознавать предполагаемого насильника, требует одиночного заключения. Требование отклонено.

Я посмотрел на Лифа.

– Меня тогда еще здесь не было, – сказал он.

– За что он попал сюда?

– Крупный автоугон. Первое нарушение.

– И сразу сюда? – спросил я.

Болтон теперь стоял возле нас, и я вновь чувствовал запах таблеток в его дыхании.

– Крупный автоугон не тянет на максимум.

– Скажите это судье, – проговорил Лиф. – И полицейскому, чью машину Эвандро "реквизировал". Кстати, легавый был собутыльником судьи.

– Инцидент номер два: подозрение в нанесении увечья. Март восемьдесят восьмого. Никакой дальнейшей информации.

– Означает, что он сам изнасиловал кого-то, – сказал Лиф.

– Номер три: арест и процесс за непредумышленное убийство. Осужден в июне восемьдесят девятого.

– Добро пожаловать в мир Эвандро, – сказал Лиф.

– Отпечатайте это, – сказал Болтон.

Лазерный принтер зажужжал, и первое, что он выдал, была фотография, которую мы все рассматривали. Болтон взял ее и посмотрел на Лифа.

– Был ли какой-нибудь контакт между этим заключенным и Хардименом?

Лиф кивнул.

– Однако никаких документов по этому поводу нет.

– Почему?

– Потому что есть вещи, о которых знаешь и можешь это доказать, а есть такие, о которых только знаешь. Эвандро был "подружкой" Хардимена. Попал сюда подростком на девять месяцев за угон машины, а вышел через девять с половиной лет полным дегенератом.

– Что случилось с его волосами? – спросил я.

– Шок, – сказал Лиф. – После того, что случилось в гидрокабинете, его нашли на полу истекающим кровью, с седой шевелюрой. После того как он вышел из лазарета, он вернулся в прежний коллектив заключенных, потому что предыдущий начальник тюрьмы не любил красавчиков, и к тому времени, как здесь появился я, он был уже тысячу раз куплен и продан и закончил все Хардименом.