Рита Гетман - Времена года

– Можем спрятать их в будущем, если, конечно, наша планета не будет уничтожена, – ответил я коллеге.

Помню, как меня засыпали вопросами. Я отбивался. Наверное, я был достаточно убедительным или же они были в полном отчаянии, раз одобрили в итоге мое предложение. Сейчас я понимаю: никто не хотел брать на себя ответственность. Нет, даже не так: военные поняли, что я могу осуществить их давнюю мечту, воплощая собственную. Я врал: неважно, что случится с людьми, нашим конгломератом, врагами и союзниками, которых не было, – я был одержим идеей, которая, как я верил, если будет реализована, станет венцом всей научной мысли человечества.

Как долго люди воображали себе машины для пересечения времени и пространства, но не имели достаточно знаний и способностей для успешного их создания. Я хотел, чтоб с моим именем было связано начало новой эры. Кажется, тогда я всерьез размышлял над тем, что есть некоторые «ничьи» пространства, между условным настоящим, прошлым и будущим, и вот эти временные пустоты можно колонизировать, прорвав ограниченность нашего измерения. Они наверняка более емкие. Нет: они больше, чем пространство и время. Я хотел найти вечность.

Чем меньше оставалось дней до испытания, тем больше меня одолевала апатия. От начального энтузиазма и следа не осталось. Наверное, все дело в том, что я почти не спал, почти не ел, превратился в подобие помешанного, который был подчинен только одному: сделать, сделать, сделать…

Я быстро понял, что переместить миллион людей за раз, как я обещал, не получится. Но военным, на чьи столы каждую неделю клали отчеты с перечислением успехов и непонятных технических деталей, об этом не сообщалось. Об этом вообще никому не сообщалось. Нам бы переместить пять человек за раз – и то невероятный успех.

Полагаю, это решение вызревало в моей голове давно.

Тот сон. Он будто подталкивал меня к чему-то. И я начал, сам не понимая зачем, читать книги по истории.

Приходил домой под утро (если приходил) и хватался за энциклопедию, или чью-то монографию. Словно хотел понять: было ли время, которое можно назвать не таким ужасным, как наше?

Я пришел к выводу: каждая эпоха отвратительна по-своему. И, честно говоря, я не хотел бы жить когда-либо еще, кроме нашего десятилетия. Не по тому, что оно мне нравится. Есть другая причина – привязанность, ответственность, – если угодно.

Согласно проекту по эвакуации гражданского населения в случае удара противника, людей было решено перенести в начало столетия на малозаселенные территории Сибири.

По мере приближения дня испытания военные все больше давили на меня и мою команду. Они чего-то требовали, хотели вмешаться так, чтоб контролировать каждую деталь, а по мне выглядели назойливыми насекомыми в мундирах. Я пользовался своим положением и грубил им, зная: мне оно ничем не грозит. Военных все тайно ненавидели.

Это случилось за неделю до того самого 16 июля 2091 года. Когда я в очередной раз давал отпор одному солдату из министерства обороны, в довольно резких выражениях намекая на отсутствие у касты военных мозгов, он, схватив меня за запястье, начал:

– Думаешь, кому-то есть дело до этого расплодившегося мяса? Думаешь, мы хотим их защищать? От кого их защищать, как ты думаешь? Думаешь, нам кто-то угрожает? Ха! Да мы сами всем угрожаем, мы! Это мы нападаем на их города, и держим их в страхе, и они, со своими убогими технологиями, ничего нам противопоставить и не могут. Все их ученые давно работают на нас. Да что там: все вы, все, до последнего человека, работайте на нас и даже этого не видите! А теперь, с твоей чудо – машиной, нас никто не одолеет. При любой угрозе, при любом неповиновении, мы просто отправим нарушителя куда-нибудь вглубь времен, где он и сдохнет. И никаких переполненных тюрем, никаких трупов, никаких следов! Никаких доказательств наших преступлений! Идеальная машина для репрессий! Давай, гений, работай дальше!

Он толкнул меня. А я будто онемел. Казалось, что я механизм, который остановился, растеряв всю свою энергию.

– Что, съел? Сидишь тут, как лабораторная крыса, и не знаешь, что творится вокруг тебя. Пройдись по улице, приглядись внимательнее. Хотя, мы – военные и ученые, – мы все заодно. И если нас когда-нибудь свергнут и будут судить, то осудят всех вместе. И тебя с нами, тоже, – он тыкнул в меня своим пальцем. – Смотри, как бы твое изобретение не использовали против тебя.

Когда он вышел, я опустился на стул. Мысли, словно спутанные провода, не были отделимы одна от другой. Шея покрылась коркой инея, а самого меня бросило в жар. Я – идиот, допустивший огромную ошибку. Плевать. Я разогнал своих сотрудников, сказав, что всем нам нужен отдых, и запер лабораторию.