Жоэль Шарбонно - Испытание

Я вздрагиваю от малейшего звука, хотя звери на нас больше не нападают, люди тоже не появляются, не считая фигурок вдали, на севере, принятых нами за других кандидатов. Мы только быстрее крутим педали, чтобы избежать встречи. Человека из-за забора больше не видно. День проходит за днем, мы едем и едем. Томас все сильнее мрачнеет. Он старается чаще смеяться, не перестает улыбаться, но я вижу, как он напряжен.

Мои ночные кошмары ухудшились. Мне снятся друзья, родные и недруги, но я научилась, просыпаясь, давить крик. Чтобы успокоиться, я трогаю пузырек с жидкостью в кармане. Порезы на руке причиняют больше беспокойства. Первые несколько дней я уговариваю себя, что ухудшение кажущееся, но спустя неделю вынуждена посмотреть правде в глаза. Состояние ухудшается, порезы позеленели и выделают желтую жидкость. Отрава, изуродовавшая людей в этом краю, досталась и мне. Я принимаю обезболивающее и пью больше воды в надежде, что экзамен завершится раньше, чем зараза распространится по всему телу.

Через неделю мы видим на горизонте новое скопление домов. Теперь мы можем наблюдать сразу оба забора – северный и южный. На последних двухстах милях Испытатели сузили экзаменационную зону. Если поблизости есть другие кандидаты, нам не избежать встречи.

Судя по отпечаткам обуви и по следам шин на обочине, здесь уже побывало до нас двое-трое кандидатов. Мы движемся быстро, они еще быстрее. Теперь они, возможно, пробираются по городским улицам.

Дождавшись зари, мы едем по следам. Город мертв, однако дома в относительно приличном состоянии. Но только до того, как мы сворачиваем за угол. Домов больше нет, вместо них – огромный кратер, простершийся насколько хватает глаз. Дома ушли туда целыми улицами. Это все, что осталось от места, где некогда жили, работали, были счастливы люди.

Вцепившись в рули велосипедов, мы не может оторвать взгляда от разверзшейся перед нами пустоты, многих миль бедствия, осознать которое отказывается мозг. Как ни изуродована земля, оставшаяся позади нас, на ней прижилась хоть какая-то растительность, теплится хоть какая-то жизнь. Здесь жизнь угасла. Я пытаюсь представить, что тут было раньше. Как мог руководитель государства отдать приказ о такой бомбардировке, против результатов которой бессильно любое химическое уравнение, любой вид растительной жизни? Как ни жизнеспособна земля, трудно вообразить, что когда-нибудь здесь появится что-то, кроме этого напоминания о том, что могут натворить люди.

Кратер имеет периметр во много миль, поэтому нам остается только ехать по одной из опоясывающих его дорог. Это грозит новым лабиринтом улиц с домами. Без какой-либо разумной причины мы сворачиваем вправо, слезаем с велосипедов и везем их. Я рада возможности пройтись. Рука болит все сильнее, как и все тело. Болеутоляющее действует несколько часов, но потом боль возвращается. Может быть, хождение станет желанным отдыхом и поборется с инфекцией.

После нескольких кварталов, преодоленных зигзагами, я говорю Томасу:

– Как ты думаешь, те, кто сбросил сюда бомбу, отдавали себе отчет в масштабах разрушений? Понимали, что победить – значит убить все и вся, в том числе самих себя?

Томас пожимает плечами:

– Разве ответ имеет значение?

– Возможно, имеет.

Я целую неделю ломаю над этим голову. Наверное, чем ближе мы подходим к финишу, тем больше превращаемся в следующих лидеров своего поколения. Многие кандидаты доказали, что для них цель оправдывает средства. Этот вывод дался мне нелегко, но ясно одно: прошлого не изменить, свидетельство этому – мои ночные кошмары. Мучаясь бессонницей, я поняла, что протяженность экзамена выбрана неслучайно. Третий экзамен все им рассказал про нашу способность доверять, разрабатывать стратегию, сотрудничать с другими. Наше поведение на том экзамене, без сомнения, подсказало Испытателям, кто из кандидатов воспользуется предложенным оружием для выживания, а кто повернет его против ближнего. Четвертый экзамен определяет приблизительно то же самое, что предыдущий, но на нем мы не только делаем выбор, но и живем с ним. Учимся ли мы на своих ошибках, используем ли то, что из них почерпнули, чтобы благополучно добраться до финиша, или ошибки погребут нас под собой, поглотят без остатка? Тени у Томаса под глазами, его опущенные плечи свидетельствуют, что он поглощен целиком.

Я вспоминаю безжизненное тело Райм и чуть не падаю с ног от страха. Райм погубили мучавшие ее сомнения. Не знаю в точности, что за воспоминания преследуют Томаса, но, судя по отчаянию в его глазах, он не способен им сопротивляться. Что бы он ни натворил, это не значит, что он заслужил стать новой жертвой Испытания.