Жоэль Шарбонно - Испытание

Мне так страшно, что я начинаю еще быстрее перебирать ногами. Впереди насыпь, и я штурмую ее, как безумная. Дважды я едва не теряю велосипед, запутавшись в колючих стеблях, но продолжаю подниматься. Хрип у меня за спиной превращается в рык. Он все ближе. Меня настигают, а до дороги еще десять ярдов. Велосипедная педаль цепляется за сучок, и я падаю на землю. Томас уже добрался до вершины насыпи, оседлал велосипед и готов умчаться.

– Давай, Сия! Быстрее!

Он не говорит мне, что звери уже почти меня настигли, но я и так это знаю. Если я не доберусь до дороги сама, он ничем не сможет мне помочь. Поэтому я вскакиваю, хватаю велосипед, выдираю его из цепких пут колючек и через силу ползу вверх. Я уже на плоской поверхности, мне хочется издать крик торжества, но краем глаза я вижу целую стаю, шесть или больше особей, – огромные клубки черно-серой шерсти, стремительно настигающие меня. До страшных разинутых пастей остается каких-то десять – пятнадцать футов.

Один зверь вырывается вперед, он не сводит с меня своих свирепых желтых глазищ, с каждой секундой расстояние между нами сокращается. Я целюсь и стреляю. Пуля бьет зверя прямо в грудь, он ревет от боли, но упрямо движется вперед, даже не замедляет бег.

– Нам их не остановить! Поехали!

Голос Томаса заставляет меня перекинуть ногу через раму, я ловлю ногой педаль, другой ногой отталкиваюсь. Стук когтей об асфальт и рычание заставляют меня отчаянно работать ногами. Разболтанная конструкция подо мной издает возмущенный скрип. Я уповаю на то, что это изделие, плод моих стараний, меня не подведет. Томас прав: эти твари, кем бы они ни были, слишком сильны, чтобы их остановила револьверная пуля или нож. Если у нас не получится от них умчаться…

Несущийся впереди меня Томас, оглядываясь, подбадривает меня криком. Дорога идет под уклон, велосипед набирает скорость. Вой у меня за спиной все еще слышен, но мне кажется, что он становится тише. Я знай себе кручу педали, чтобы зверям надоела погоня, чтобы они решили поискать себе на завтрак менее шуструю добычу.

Так они и поступают.

Рычание становится глуше. Перестав слышать звуки погони, я отваживаюсь оглянуться и вижу, как отставшая стая покидает дорогу и уходит на север, прочь от нас.

Мы все-таки мчимся дальше, не исключая, что звери задумали срезать путь и напасть на нас с фланга. Для подобных действий требуется более развитое мышление. Именно такими рассказами пугают у костра ребятишек. Не менее страшны истории о людях, подвергшихся действию радиации или химического оружия, выживших, но сильно изменившихся. Я никогда ни во что подобное не верила – точно так же, как не поверила бы, что Соединенное Содружество готово убивать участников испытательного процесса! Поэтому, невзирая на то, что звери, от которых мы как будто спаслись, не проявили признаков разума, мы на всякий случай проезжаем еще пятнадцать миль и только после этого останавливаемся, чтобы передохнуть.

Я кладу велосипед на дорогу и падаю в объятия Томаса. Прижимаясь ухом к его груди, я слышу, как у него колотится сердце. Мое вытворяет то же самое. Мы живы! После обстрела из арбалета, под который я попала в первые часы этого экзамена, все мое внимание было приковано к опасностям, проистекающим от конкурентов или от самих Испытателей. О том, как опасны звери, бродящие по отравленным равнинам, я и думать забыла. А теперь, когда они сами о себе напомнили, я не могу не гадать, случайно ли они на нас напали или это кто-то подстроил. Испытатели нагородили заборов. Если они достаточно высоки, чтобы служить препятствиями для нас, то почему бы Испытателям не избавить нас тем же способом от нежелательного зверья? Если же они не сделали этого, то…

Вывернувшись из успокоительных объятий Томаса, я нахожу в рюкзаке бутылку с водой и начинаю хлебать, чтобы смыть горечь страха и усталости. Потом, отдав бутылку Томасу, разворачиваю еду, которой мы намеревались позавтракать. На счастье, тщательно завернутые яйца не разбились. Томас предлагает развести огонь и сварить их, ведь нам все равно требуется отдых. Бегство от страшной опасности лишило нас обоих сил.

С такими мыслями я собираю хворост для костра. Когда Томас нагибается, чтобы разжечь костер, я вижу у него на штанах расплывшееся кровавое пятно. Мне становится страшно, я смотрю на него и вижу, какой он бледный теперь, когда с лица сошла краска, вызванная напряжением бегства. Горящая спичка дрожит у него в пальцах.

Я достаю свою аптечку и велю Томасу лечь на землю.