Жоэль Шарбонно - Испытание

– В таком случае, – радостно произносит она, – вы можете без опаски попробовать каждое растение, которое сочли съедобным.

В классе воцаряется абсолютная тишина. До меня доходит только сейчас.

Ну да, ответивший неверно понесет наказание. Головокружение. Тошнота. Галлюцинации. А то и смерть.

Я оглядываю столы и убеждаюсь, что на всех лежат разные растения. Сравнить ответы не получится. Не ошиблась ли я? Парень передо мной как будто уверен в своей правоте и не медлит откусить от каждого своего растения. Уилл рядом со мной тоже пробует все четыре растения. Я делаю глубокий вдох и ем буковый орех, кусочек сахаристого корешка, принятого за цикорий, и остальные три растения. Все растения, которые я отбраковала, имеют замедленное действие. Придется подождать, не ошибся ли кто-нибудь из нас.

Времени тревожиться за происходящее в моем организме нет, потому что Испытатели приносят следующую коробку. Она устроена сложнее, приходится догадываться, как одновременно сдвинуть крышку и все четыре боковины. Внутри большой импульсный радиопередатчик и набор мелких инструментов. Требуется вернуть радио в рабочее состояние.

Говорят, до Войны связь во всем мире осуществлялась через приборы, подававшие сигналы на космические спутники. Не знаю, что произошло со спутниками: может, они по-прежнему летают в вышине, а может, врезались в землю и разбились. Страшные землетрясения повредили все подземные кабели. После Войны ученые решили использовать для восстановления связи повышенную концентрацию электромагнитного излучения. Так родилось импульсное радио, способное передавать не только голоса. При наличии правильного приемника импульсное радио может передавать, в дополнение к звуку, изображение. Оно записывает большие объемы информации и генерирует импульсный сигнал, передаваемый на приемник. Мой отец при помощи такого радио поддерживает связь с другими колониями и с Тозу-Сити, так что с этим устройством я знакома. Отец даже разрешал мне заглядывать внутрь. Поэтому мне нетрудно найти неправильно соединенные провода, исправить моторчик, работающий от солнца, и передатчик. Перед каждой операцией я делаю паузу и, стараясь унять сердцебиение, определяю, не становится ли мне плохо после съеденного. При любом признаке недомогания я намерена вызвать рвоту и очистить желудок. На яд, уже попавший в кровь, это не повлияет, но лучше сделать хоть что-то, чем вообще ничего.

Работая, я замечаю несколько проводков, гнезд и втулок, которым в таком приборе не место. Дома я бы разобралась что к чему, а здесь делаю только то, в чем твердо уверена.

Я привинчиваю к прибору крышку и собираюсь поднять руку, но вижу, что Малахия качается. Усталость или действие яда? Вспоминая свои растения, я соображаю, могло ли какое-то из них вызвать такую реакцию. По его лицу стекает пот, руки дрожат, он возится с теми контактами внутри передатчика, которые я оставила без внимания. Знаю, помощь соперникам не предполагается, но его болезненный вид подсказывает мне, что съеденное мешает ему мыслить рационально. Я уже открываю рот, чтобы посоветовать ему не трогать ничего лишнего.

Но поздно. Мгновение – и в глаз Малахии вонзается шуруп, и он падает на пол как подкошенный.

В детстве я однажды до кости порезала себе палец. Мама рассказывала, что я не плакала, даже не вскрикнула, а просто застыла, как будто неподвижность могла остановить кровотечение. Лужа крови на белом полу рядом с головой Малахии действует на меня так же. Внутри нарастает крик, он пытается прорваться сквозь стиснутое горло наружу, но безуспешно. Кричит кто-то другой, возможно, Уилл, и этот крик выводит меня из оцепенения. Я бросаюсь к дергающемуся на полу Малахии. Две пары рук в алых рукавах хватают меня и оттаскивают. Пытаясь высвободиться, я слышу голос главной Испытательницы в классе, она обращается ко мне, спрашивает, доделала ли я свое задание; если нет, я должна вернуться на место, иначе меня усадят насильно, чтобы я не заглядывала в чужую работу.

Мне хочется крикнуть в ответ, что задание ни при чем, когда у меня на глазах вытекает капля за каплей на кафельный пол чужая жизнь. Но вместо этого я выдавливаю «да», чтобы меня отпустили. Испытатели не подходят к Малахии, одна я крепко держу его за руку. По их позам я вижу, что они не намерены ему помогать, – таково наказание за ошибку. Для них он заслужил свою участь.

Малахия дергается все сильнее. Его здоровый глаз открыт, но я не пойму, видит он что-либо или впал в кому из-за съеденного ядовитого растения. На всякий случай я меняю позу на холодном кафеле. Если он видит, то узнает меня, вспомнит, как мы с ним пели песни в траве, как я просила его о помощи, когда не могла сделать домашнее задание. Узнает друга, человека, не представляющего, что произойдет, если его не станет.