Марк Турбин - DOMINI ПАНЕЛЬ

– Добро, добро! – закивал поляк.

Неожиданно в дело вмешалась сама модель – указав своему парню на портмоне, она изящным движением руки выдернула оттуда такую же породистую, как предыдущая десятка, пятидолларовую купюру, и мягкими, тёплыми подушечками пальцев вложила её в испачканную сангиной ладонь художника.

– На таком морозе и так рисовать!.. – на чистом русском языке, произнесла она.

«Как – так рисовать? – подумал Тошка, – да и мороз, чтобы не очень».

– Рот закрой! – раздался сбоку хриплый девичий голос.

Антон щёлкнул зубами, не глядя сунул в закоченелую Ленкину ладошку заработанные доллары, и медленно обернулся на характерный сап за спиной: там, широко расставив ноги и выпятив вперёд огромный каменный живот, стоял дядя Казимир.

– Вот болячка! – молвил старый мэтр, глядя вслед Ленкиной шапке, поплавком скачущей в толчее прохожих, – ни хрена долги не отдаёт: дважды попался, как школьник!

– И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим! – густым басом пропел Антон.

– Долги наша!.. «Наша долги» непременно к вам перекочуют, к молодым! – скорбно улыбнулся дядя Казимир и, взглянув на подошедшего к Антону Прохора, язвительно произнёс:

– Проблемы, Проша?..

Уставившись воловьим взором на Антона, Прохор гнусаво простонал:

– Тоха!..

Антон также тускло глянул на него:

– Лена зузы принесёт – получишь, распишешься. И, Проша, касса на этом закрывается, – мне самому, вот как!.. – сказал он, махнув ладонью у подбородка.

– Не дай пропасть, болярин! – Прохор полез своею грязной пятернёй под бороду: – Полыхает!

– Я, между прочим, тоже этой ночью не молочко кушал! – пробурчал Антон.

– Ты смотри, что делают! – гаубицей забухал у самого Тошкиного уха голос дяди Казимира. – Ты погляди! – мэтр тряс перед собой жирным, как сосиска, пальцем.

В дальнем конце колоннады хохот стоял невообразимый: обкуренные подростки задирали подол молодой, черноглазой, стыдливо сжавшейся в комок девушке, двое из них нагло тянули из её рук сверкающую чёрным перламутром дамскую сумку.

– Вот даёт пехота! – воскликнул мэтр. – И никакой на них управы. А? Каково?..

– А кому нужда с ними связываться? – почёсывая бороду, хрипло пробасил Проша. – Клея нюхнули, вот и бузят! Им сейчас сам чёрт не брат!

– Времена!.. – печально констатировал Казимир Иванович, поднося к своему выдающемуся, покрытому тонкой паутинкой фиолетовых капилляров, носу громадный клетчатый платок. Смачно дунув в него, липко прошептал: – Ух, хорошо!

– Гнать их отсюда!.. – неожиданно подал голос возившийся с этюдником Антон, – иначе сядут они нам на шею, вспомните мои слова. И будем мы здесь сами вроде проституток – только глазками отсвечивать.

– Истину глаголешь, боярин! – горько усмехнулся Прохор, – и не за горами сей скорбный день!

– Вот-вот! Уже видны его сияющие зори! – с усмешкой добавил Антон.

– А ведь верно! – вдохновился дядя Казимир. – Может, она и есть эта самая проститутка! А? Шлюшка. Вы как, братцы? Тогда понятно, за что мучат девку: это они мзду с неё дерут, крохоборы.

– Не, – мотнул головой Прохор, – ты глянь, Иваныч, какая она проститутка? Одно пальтишко на ней чего стоит! И не ловят они здесь. Спорим, не проститутка?!

– На Тошкину пятёрку? – осклабился мэтр. – Проститутка она, Прошенька, проститутка. У меня чутьё на них, фибры, так сказать!

– Вот мы их сейчас проверим, эти твои фибры! – вытирая тряпкой запачканные руки, мрачно проговорил Антон.

– Ты что удумал?! – взволнованно воскликнул дядя Казимир. – Куда?.. Тебя же вот, только заштопали!

– Тох, действительно, оно тебе надо? – загудел Прохор.

– Это ж бесенята! – крикнул вслед ему мэтр, – ещё жизни не видели, цены ей не знают!

Антон, не оборачиваясь, махнул рукой.

«А Проша, кажется, прав», – думал Антон, любуясь прекрасным лицом незнакомки: из-под чёрной беретки её, на высокий чистый лоб спадали густые пряди тёмно-каштановых, почти вороных волос, пальто из прекрасного кашемира цветом под стать головному убору сидело изящно, чуть прикрывая красивые округлые колени. Весь облик молодой

девушки был вылеплен основательно, со знанием дела. Чувствовалась порода.

«Кто ты?» – думал Антон, с интересом вглядываясь в тёмные, как ночь, глаза незнакомки. Девушка смотрела на Антона одновременно сосредоточенно и пусто, как будто пыталась что-то вспомнить или понять, но не могла.

– Ты смотри Антоша, девочка-то! А? – вдруг, послышался у самого уха Антона вкрадчивый голос Христофора. – Дай-ка я! Ты не против?