Игорь Олен - Оковалки. Тайна Фрейда

– Хватит, – встрял Кронов. – Я не продам. Не майтесь.

«Ай, ты паслушай! Дагаваримся! – сразу акцент усилился. – Мы тебе две квартыры. Будет двухкомнатка и двухкомнатка мнэ в убыток! Новый машин дам; твой сильна старый, шины плешивый. „Ладу-калыну“. В Цэнтре какой район? Нэхороший. Дашу абидят…»

Кронов прервал связь. Вот она, данность, или реальность. В доме второй этаж занял лорд спиртнапитков, водочник, он выдавливал прочих. Дом уникальный, дом двухэтажный в Е* переулке у Патриарших, дом эксклюзивный, многих прельщает. Есть жилец-силовик, но с ним легко не поспоришь, как спорят с Кроновым. Что, двухкомнатка и двухкомнатка? Сделка выгодна лишь на первый взгляд. Цены лезут вверх быстро. Кронов подумал, что, коль придёт нужда, дочь провалит экзамены, он уступит риэлторам, чтоб учить её в МГУ за деньги. Да, он продаст квартиру, пусть был в ней счастлив…

В чём оно, счастье ? Есть оно как субстанция, как платоновская идея? Кстати, отец его, психиатр из первых и академик, здесь поселился после отсидки. В это квартире счастье их рода. Счастья не будет, если он счастье это продаст.

Реальность, однако, давит.

Он подошёл к окну, вспомнив фразы звонившего, и увидел, что приткнутая к ограде вдоль Патриарших «двойка» (ВАЗ, «жигули») просела. Шины пробиты? Типа, «риэлторы» его учат? Ехать работать проблематично; он опоздает; а это значит ссору с начальством либо штрафные… Стало тоскливо. Мир угнетения сказывается в психике как депрессия. У него куча хворей и, вероятно, где-нибудь пухнет рак… И воздух донельзя пыльный. Пыльная буря?

Выгуляв Боя, старого таксу, пнув две пробитые шины «двойки», Кронов вернулся в дом, вынул деньги – тысячу долларов, мзду за тридцать дней беготни его как курьера, также развоза грузов за МКАД по области. Вздумав с Дашей сходить в ТЦ, – «to do shopping» к школьному балу, – Кронов оделся, запер квартиру.

Дверь вблизи, распахнувшись, выдала мальчика лет шестнадцати и вслед крики: «Стой, олух!»

– Здравствуйте, – ляпнул мальчик.

Это был Саша, друг его дочери, одноклассник, кой был забыт ею в казусе с Волиным в январе на даче.

– Здравствуй, – Кронов кивнул.

– У вас тишина всегда… – Мальчик брёл за ним и хромал: он был колченогим. «Бóтан», звался он Дашей; то есть он «умничал не по делу».

– Ссора, замечу, может быть тихой, – выложил Кронов.

– Все, Фёдор Павлович, люди ссорятся?

– Это сложный вопрос; не здесь его обсуждать. Я – в школу, к Даше иду. Мне некогда.

– А и я туда, – бросил мальчик. – Можно мне с вами?

– Не возражаю. – И, не желающий разговаривать, Кронов, шаг спустя, начал, видя большие пыльные шлейфы, висшие с неба; этот феномен три с лишним месяца наблюдали всюду: – Все, Саша, ссорятся. Гераклит мнил, мир создан битвами всяких разностей; распря, дескать, отец всего. Это названо «диалектика» для придания вескости вечным распрям, что, мол, законны, ибо естественны. Но закон причинил нам смерть, – вёл Кронов, вспомнив жену. – Все спорят, бьются друг с другом – вот и придумали, что война – исток всего, что таков статус мира и что иному быть невозможно. Из-за чего война? – из-за власти. Кто-то желает жить за счёт прочих.

– Правда? – Мальчик, в очках и хромой, шёл сбоку.

Кронов изрёк:

– Да, правда. Это от разума. Разум делит мир на «не я» и на «я». Деление значит распри, антагонизм. Нельзя не бороться с внешним, – что, если внешнее, то и злое – либо, хоть чуточку, но не доброе; ведь себя не считают злом. Разум мнит, что он лучшая сущность, с прочим же можно и не считаться, можно насиловать это прочее. То есть разум и власть – синонимы. Разум, то есть, диктатор. Нужно ли это? Вот в чём проблема. – Кронов, помедлив, остановился, глянул на Сашу. – Мы не абстракции комментируем! За набором суждений – мучимый человек, поверь, а он хочет жить счáстливо, в синергии со всем жить хочет. Разум, напротив, жизнь осуждает и разделяет, дабы господствовать. Разруби жука на усы и крылья – жук будет мёртв. Выходит, власть есть насилие, а оно калечит. Разум помпезно, с удалью шествует – но куда? В мир смерти. В мир оковалков как в мир не связанных меж собой фрагментов. Разум всё делит с дней Демокрита, кто, вместо нимф и елен троянских, гекатонхейров, зевсов и сфинксов видел лишь атом. Что Демокрит сказал? Всё из атомов. А за ним Древний Рим с концепцией «разделяй и властвуй». Ныне вот – атомное оружие; и мы ждём, чтоб оно разнесло мир в атомы. Расщепили жизнь, препарируют жизнь, цифруют и на компьютерах сводят в байты… Жизнь, жизнь, цифруют! Как цифровать живое? Ставшее блоком цифр – безжизненно. Жизнь и Бога не оцифруешь, Бог ведь Живой… Мы были как Бог когда-то… Сколько утратить нужно и заклеймить нестоящим, «злым», побочным, чтоб цифровать мир! – выкрикнул Кронов. – Начали избывать живое, переносить жизнь в цифру. Это свидетельство антипатии к жизни разума! Мы от истинных связей отгородились, выдумав, что они подрывают размежевание на «не я» и на «я». В итоге знаем только приёмы, чтó дали пользоваться вещами, употреблять их. Вот что мы знаем. В нас из того, кем были, вышел мутант с приросшей к некогда сложной, но и прекрасной сущности маской, спрятавшей под собой всё близкое предикатам иным, чем смерть.