Игорь Олен - Оковалки. Тайна Фрейда

– Льву, Даша, сунула бы ты руку?.. – Это сказав, он смолк. Все доводы зряшны и несравнимы с тем, чтó он чувствует, даже лишни с этой минуты, понял он, отступая от круга возле обрыва.

Дочь углядела чёрную точку, мчащую к ним под рёв, и вскрикнула. Это был снегоход – знак «кульности» (от английского «cool»), «прикольности». Круг тотчас был забыт: «крутой» снегоход вёз «мэна» (сленг поколения), кто «оттягивался» в снегах, столь редких из-за глобального потепления.

– Наш мир призрачен, – молвил он обессиленно. – Ничего не важней, не истинней скрытой сущности.

– Нет! – дочь фыркнула. – Если вижу что – то оно так и есть реально. Лишь неудачник треплет про «сущность» и «мир иной» из сказок либо от бога. Я в школе тоже лгу, что «мерс» Дины не значит. Но, пап, я лгу. «Мерс» значит, очень и очень! «Мерс» – это круто. Доллары – круто. Сумки от Гуччи тоже, пап, круто! Я лгу от зависти. Ну, а ты зачем? Лыж бы не было, ты сказал бы, лучше пешком ходить? Это, пап, не улётно. А мотосани – это улётно. А Куршевель, пап, лучше, чем Сочи. Были бы деньги, я предпочла бы жить в Монте-Карло. Здесь у нас врут. Внушают патриотизмы, сами в парижах. Ну, и какую часть милой родины любят эти кремлёвские? Одну сотую? Девять сотых падает на United States и на прочее, где они деток учат либо тусуются… Ложь, всё ложь! – Улыбаясь, дочь ела взором мчавшийся снегокат и мнила себя на нём же в «супер-прикиде».

– Я не выдумываю в том плане… – начал он, зная, что не дойдёт до сердца и до ума её, верящей, что она лишь одна права, что мир создан единственно для неё. Вдобавок он был безвольный от пéрежитого близ круга. Также, в придачу, то, что к ним мчало, связывалось с концом всего, что к нему, но и к прочему относилось.

– Даша!! – воскликнул он, когда взвитая гусеницами пурга приблизилась, чтоб скользнуть с ними рядом, брызгая снегом, если вообще не сбить. Он ступил за круг, дёрнув дочь, восхищённую видом чёрного зверя вкупе с жокеем в чёрной одежде и в чёрном шлеме. Там он и замер, зная, чтó будет, если ревущий джет их заденет.

Вышло иначе. Гонщик от круга, точно от бампера, отскочил сперва, а затем полетел с обрыва; после сорвался вдруг с искорёженной техники, с лязгом рухнувшей под уклонами, где спала подо льдом Ока.

Был взрыв.

Шагнули, но не увидели ничего. Шаг дальше значил опасно; там был навеянный край сувоя, можно сорваться.

– Папа, – сказала дочь, – спуск! Идём! Спускались там, помнишь?

Рядом действительно был овраг, которым сходили дачники, рыбаки и селяне в пойму. Минув круг, всё вертящийся в неких целях подле обрыва, двинулись к близкому здесь оврагу. Треть спуска съехали, а в дальнейшем шли «лесенкой», то есть боком. Он не хотел идти, полагая, что этот гонщик целил намеренно пронестись вплотную и опрокинуть их. Дочь, напротив, спешила, не заподозривши, что могла бы лежать сейчас на реке погибшей.

– Папа, скорей, скорей!

Вот Ока подо льдом и снегом… Рядом, вне скрытого кручей солнца, в стылой тени – обломки на опалённых взрывом суглинках. Гонщик махал им, лёжа в сугробе.

– Вижу! – помчалась дочь.

Он нагнал её.

– Не спеши. Там женщина, – он сказал, чтоб унять её пыл, чуть-чуть сексуальный.

– Женщина? – дочь смутилась.

Только была там вовсе не женщина, а брюнет без шлема, явно свалившегося в падении, с чёрным, схваченным сзади чёрной резинкой волосом. Он был в чёрной спортивной форме для мотогонок. Возраст – под сорок, судя по резким лобным морщинам. Он стал вставать – не вышло, только сверкнули «Rolex» с запястья – из дорогих, в брильянтах.

Дочь робко тронула нос перчаткою.

Незнакомец пустил ртом пар. – Мобильник слетел. Найдите.

– Здесь не берёт. Пытались.

– Нет, мой возьмёт.

Ходили, но не нашли.

– В сугробе, – предположил упавший.

– Если бы не сугроб, вы вдребезги бы расшиблись, – молвила дочь.

– Как звать? – бросил гонщик.

– Даша.

– Волин. Можно звать Максом. – Он протянул ей пальцы, лёжа в сугробе. Даша пожала крупную волосатую руку. Гонщик продолжил: – Рядом кто?

– Папа… Он Фёдор Павлович, – дочь представила. – Мы не местные.

– Тоже Павлович? Я Макс Павлович.

– Кронов, – вымолвил Кронов.

– Кронов, я ногу сломал, – вёл раненый. – Даша, фляжку дай, фляжка там, – показал он в снегу сверкавшую золотую ёмкость.

Та лыжной палкой подволокла её.

– У меня здесь коньяк. Французский… Кронов, короче, мне надо выбраться. Видел стройку у дач? Смотайся. Там есть охранники. Пусть придут сюда. У меня много дел в Москве, Фёдор Палыч.