Маркос Чикот - Убить Пифагора

Десять лет назад, когда ей было двадцать, она проводила за учебой дни напролет. Ее единственным учителем был отец, который все чаще давал один и тот же разочаровывающий ответ:

– Я не могу больше тебя учить. Следующая ступень доступна лишь для великих учителей братства.

Ариадна опускала глаза и послушно умолкала, но с каждым днем ей все труднее было смириться с этой мыслью.

– Отец, – ответила она однажды, – что я должна сделать, чтобы ты позволил мне двигаться дальше?

– Ариадна, дочь моя, – голос отца, по-прежнему суровый и звучный, смягчался, стоило ему заговорить с дочерью, – чтобы я научил тебя тому, о чем ты просишь, ты должна выполнить условия, предъявляемые каждому великому учителю. Необходимо долго жить в братстве…

– Я твоя дочь, и мне двадцать лет, – перебила его Ариадна, – я тут всю свою жизнь.

Глядя на любимую дочь, Пифагор улыбнулся. Он решил не напоминать, что великий учитель должен продемонстрировать соблюдение строжайших моральных правил. Ариадна стала бы уверять, что все выполняет, так что лучше пустить в ход безотказный аргумент.

– Кроме того, ты должна получить познания во всех областях нашего учения, а ты в основном интересуешься геометрией. Надо изучать астрономию, музыку…

Он замолчал, Ариадна сложила руки на груди и вздохнула, выражая свое разочарование.

– Может, на сегодня хватит?

– Нет, – ответила она. – Я хочу… – Она замолчала. Какая-то мысль пришла ей в голову. – Хорошо, я понимаю, что не заслуживаю степени великого учителя, но можешь ли ты хотя бы устроить мне экзамен по геометрии, который нужно пройти, чтобы стать им?

Пифагор вздохнул. Ловкий ход. Дело в том, что подобное испытание раскрыло бы Ариадне одно из знаний, которых она так жаждала.

Тем не менее ему пришлось вновь возразить дочери.

– На это я тоже пойти не могу. Ты должна продвигаться шаг за шагом. Когда придет время, устрою тебе экзамен на степень великого учителя. Если с течением многих лет тебе помимо прочего удастся внести свой собственный вклад в учение, ты удостоишься испытаний.

Ариадна склонила голову.

Она не стремилась в великие учителя, просто хотела изучать геометрию… и доказать, что в этой науке может быть так же хороша, как и лучшие учителя. Она не смирилась с подходом отца, но продолжать спор не имело смысла.

Она попытается достичь своей цели другим способом.

На следующий день девушка сама вызвалась убираться в школе после занятий. Одна из задач заключалась в том, чтобы выровнять исписанные восковые дощечки, которые скопились в конце учебного дня. К своему огорчению, она обнаружила, что ученики более высоких уровней исправно делали это сами. Не зря они давали клятву, которая оберегала высшие знания. Несмотря на это, время от времени Ариадна видела, что на некоторых дощечках даже после этой процедуры можно было кое-что различить. Она жадно изучала значки и переписывала их на пергамент, спрятанный под туникой. Однажды обнаружила, что, если смотреть на дощечки при солнечном свете, можно различить и более глубокие отметки. Если дощечку обрабатывали недостаточно тщательно, разравнивался только внешний слой воска. То, что она различала на этих табличках при свете солнца, она так же спешно переносила на пергамент, который всегда был при ней.

Несколько недель спустя весь ее пергамент был покрыт убористыми письменами. Целыми днями она разгадывала их значение, пытаясь найти общий смысл в этих обрывках знаний. Большинство из них казались ей бессмысленными, но кое-что она разгадала. Объединив новые открытия с собственными знаниями, она поняла, что с помощью этих значков может вывести способ построения тетраэдра [15] Др. – греч. «четырехгранник» – элементарный многогранник, чьи грани представлены равносторонними треугольниками; простейший из пяти правильных многогранников, то есть таких, что составлены из одинаковых правильных многоугольников (у которых равны все стороны и углы между ними), а в каждой их вершине сходится одно и то же число ребер. Пифагорейцы считали его крайне важным для понимания геометрической модели мира ( прим. авт. ). . Она переписала их на другой пергамент. Отныне она могла говорить отцу, что вывела эти законы без посторонней помощи, что это и есть вклад, делающий ее достойной того, чтобы научиться большему. Она могла бы так поступить, но это было бы ложью. Вот почему она корпела над пергаментом недели напролет. И однажды ее будто бы осенило: она задумала кое-что совершенно новое.