Роберт Маккаммон - Пятерка

Джон задал несколько хороших вопросов, думала она, глядя, как он либо делает вид, что заснул, либо старается заснуть. Есть вопросы, которые задают и верующие, и неверующие. Вера не означает, что вопросы нельзя задавать.

Ответов у нее не было. Ни у кого их нет по сю сторону, и если кто притворяется, что они у него есть, то это чтобы заработать на людском страхе и сделаться обманщиком, которого должна бы сокрушить Неведомая Рука… но не сокрушает. Точно так же, как не действует она ради того, чтобы свершить справедливость над неправедными, чтобы прекратить зло, чтобы устранить страдание, пролив чудеса на землю.

Потому что, думала Ариэль, эта работа для ведомых рук, для людских рук. Может быть, Неведомая Рука меняет что-то за пределами людского разумения, приводит колеса в движение так, чтобы люди должны были выбирать и жить с тем, что выбрали, к добру или к худу. Может быть, Неведомая Рука направляет людей, или подталкивает, или предлагает им задачи, которые надо решать, и люди просто не ощущают ее присутствия в суете будней. А может быть, мир принадлежит людям, он им дан в дар, и как они распорядятся этим доверием — на их ответственности, и Неведомая Рука, как тот голос незнакомца в церкви, может направлять, но не заставить.

У Ариэль ответов не было. Как и все прочие, она могла только гадать.

Вернулась Берк с банкой колы, купленной в автомате на первом этаже.

— Кончили молитвенное собрание? — спросила она, но никто не дал себе труда ответить.

Она села на диван, вытянула ноги на стол, где лежали месячной давности журналы. Вот чего Берк не собиралась сейчас говорить — так это того, что она, хотя далеко не религиозна, заинтересовалась часовней и сходила туда глянуть. Войдя, остановилась на пороге небольшого темного зала с двумя скамьями, кафедрой и картиной, изображающей коленопреклоненного Иисуса в саду. Может быть, она мысленно что-то сказала о Джордже. Может быть. Это было как-то очень быстро, мельком. Наудачу, просто так. Для нее Иисус всегда был чем-то вроде четырехлистного клевера. И подмазать не помешает, так что она сунула бакс в щель белой копилочки, привинченной к столу. Рядом с копилочкой лежала книга, где люди записывали имена, за кого молились.

Лучше два бакса, подумала Берк, но в конце концов получилось пять.

Примерно через сорок минут после ее возвращения появился азиатской внешности доктор в синем халате и хирургической шапочке. На безукоризненном английском, чуть сдобренном южным акцентом, сообщил, что Джордж уже не в операционной, а в палате интенсивной терапии, и следующие двенадцать часов будут, как он сказал, «критическим периодом». К этому он ничего не может добавить. Кочевник понял так, что врачи сделали все, что в их силах, и теперь исход зависит от Джорджа.

Они поблагодарили доктора, а когда тот вышел, сели и стали ждать дальше. Ждать они умели: это приходится делать куда больше, чем играть, а потому они привыкли к этому аспекту музыкантской жизни. Но никогда им не приходилось еще ждать жизни или смерти своего товарища по группе, и для них для всех это было предстоящим испытанием.

И больше всех, быть может, для Кочевника. Стены смыкались над ним. Он и до того, как отца застрелили, не слишком любил больницы, а уж после… Он сидел вот в такой же комнате ожидания, ощущая больничные запахи и чувствуя приближение грозного известия, а перед ним лежали комиксы с остроухим Бэтменом, Зеленым Фонарем и Капитаном Америкой, которые где-то откопала для него медсестра. А потом вошел кто-то из «роадменов» и сказал, что отца больше нет.

В этом году месяц смерти наступил рано.

Ариэль и Терри подремывали, Берк смотрела из-под тяжелых век какой-то старый черно-белый фильм с Бетт Дэвис. Кочевник встал, сказал Берк, что идет вниз к торговым автоматам и не нужно ли ей чего-нибудь. Она сказала: «Спасибо, ничего не нужно».

Он вышел.

Сперва он просто хотел выйти подышать небольничным воздухом. Таким, в котором нет дурных воспоминаний. Потом решил слегка пройтись, не очень далеко, просто кровь разогнать. Этот зал ожидания его убивал. Вернуться… нет, хотя бы не сейчас. Он пройдет квартал-другой сейчас, в четвертом часу ночи.

Когда именно он решил поймать увиденное такси. Кочевник не помнил. Но вдруг помахал рукой, и оно подъехало его забрать.

— Куда вам? — спросил водитель.

Кочевник задумался. Вот именно, куда ему? Что тут открыто круглые сутки, где-нибудь не дальше двух-трех миль? Где он привык ошиваться во все часы, сидеть над чашкой черного кофе, сандвичем со стейком и тарелкой…